Встретимся в раю, дорогой

Тарасов Геннадий Владимирович

– А такое возможно?

– Наверное. Как я уже говорил, все можно повернуть вспять. Вообще, все возможно, до чего мысль человеческая дотягивается.

– Значит, пока конкретного плана нет… А я вам для чего нужен? Ведь вы собираетесь меня как-то использовать?

– Сторонники нам нужны, – сказал Худодо уклончиво. – Тем более, такой специалист, как вы. Тем более – там, на Земле.

– А мне знаете, что хотелось бы прежде узнать? С кем же мы воевали? Кто на нас войной пер? Какие-то все существа необычные, на нормальных людей они вроде похожи, а с другой стороны посмотреть, так и не похожи вовсе. Мы так и не разобрались, кто это был, потому что ни одного пленного взять не удалось.

– Так то усии и были. Им за участие пообещали,

что каждый, отличившийся на войне, снова станет настоящим человеком и полноценным гражданином Лимбонго. Вот они и проявили массовость. Потому и в плен не сдавались.

– И что, стали? Людьми стали?

– Нет, не стали. Сгинули все до единого. Кто в том деле участвовал, все пропали, ни один не вернулся.

– Значит, обманули их. Кинули. Кто же за всем этим стоит? Доны адвокаты? Лично дон Севрюха? Вообще, зачем это нужно было? Кто и какую цель преследовал?

– Ну, посыпались вопросы, – Худодо усмехнулся. – Зачем донам самим мараться? Для этого у них Тихая стража есть. Главная наша кустодия.

– Тихая стража? Опять вы про нее. Это что еще такое? И что такое кустодия? Местное гестапо, что ли?

– А вот вы у них сами и спросите.

– В каком смысле?

Сан Саныч вдруг спиной почувствовал какую-то неловкость и быстро оглянулся. За ним стояли четверо в военной форме. Кто? Откуда взялись? Доманский ничего не слышал. Но вот что-то такое, какое-то изменение, вроде внезапной холодности в манере поведения шамана, и в блеске его глаз, он отметил. Почему же не обратил внимания? Не насторожился? Эх, убаюкали беседой, расслабили теплом! Доманский вновь повернулся к Худодо.

– Сдали? – выдохнул он. – Почему?

Худодо коротко всплеснул руками, будто затем, чтобы успокоить оперативника.

– Худодо не виноват, – попытался оправдаться он, впрочем, не надеясь на результат. – Худодо был должен так поступить. Гражданское сознание и все такое. Вы слишком редкий и слишком важный гость, Александр, поэтому вас вели. За вами следили, с той, можно сказать, стороны.

– Ах, ты! – Сан Саныч вскочил, опрокинув стул.

– Худодо настойчиво советует вам не оказывать сопротивления, – миротворчески отреагировал шаман. Он откинулся назад и демонстративно скрестил руки на груди. – Спокойствие, дружище!

– Руки! – скомандовал ближайший стражник и шагнул к Сан Санычу. Клацнули металлические защелки, и в тот же миг Доманский обнаружил на руках браслеты. Самые обыкновенные наручники, ему тоже доводилось такие использовать. Как выяснилось, модель универсальная, общемировая.

Вот так, мгновенно, по щелчку, переменился его статус – гость превратился в арестанта.

6. Медицинский Новый год

Как хорошо быть генералом! Лучшая работа из возможных: ты раздаешь приказы, а все тебя слушают и боятся. Так думали всегда, думали многие, не только Сан Саныч. Но в канун того Нового года он понял еще одну важную вещь: генералом становится лишь тот, кто все держит под контролем и не отпускает никакого, даже самого мелкого и незначительного дела на самотек. Конечно, бывают еще случаи, когда чей-то папа оказывается генералом, и тогда сыну ничего не остается, как тоже им стать, но тех, кто родился с серебряной ложкой во рту и генеральскими лампасами на пижаме, можно пересчитать по пальцам, поэтому на них ровняться немного непродуктивно. Но вот как добиваться своего, этому, да, стоит поучиться.

Правда, когда тебя втягивает в круговорот осуществления генеральских планов, и это как-то нарушает, а то и вовсе ломает собственные твои планы, противостоять этому давлению бывает нелегко, к тому же, часто и вредно для здоровья.

К начальнику академии, генерал-майору Голованову Сан Саныча вызвали утром 31 декабря.

– Ну, что, ты готов? – спросил генерал капитана. – Вижу, что готов. Тогда, значит, тебе надлежит быть у меня дома к девятнадцати часам. Форма одежды парадная. Знаешь, адрес? Узнаешь. Машину, извини, прислать за тобой не могу, самому понадобится. Тамара хотела улизнуть куда-то по своему плану, но мы ей не позволили, так что, считай, полдела сделано. Остальное за тобой. Захвати с собой все свое обаяние и постарайся быть убедительным. Дочка ждет сюрприза, ей было обещано, так что, смотри, не оплошай. Ну, все, готовься. Свободен, пока…

Видя некоторую Александра нерешительность, генерал легонько, по-отечески улыбнулся, тряхнул гривой.

– Да не дрейфь ты, – сказал. – Все нормально. И все будет, как надо.

Вот именно, как надо! – думал капитан, оказавшись за пределами кабинета начальника академии. А как надо? Кто-нибудь кроме Эдуарда Витальевича знает, как надо? Вот он, например, не знает, не понимает. Нет, понятно, что генерал желает добра и ему, и своей дочери, и так любит Тамару, что ради нее готов на все, но… Но есть Варвара, уже существует в его жизни Варвара – и почему-то нет ее, она так и не появилась, и что ему делать, он не понимает. Следовать наставлениям генерала, и жизнь его потечет вполне определенным образом, возможно, она даже удачно сложится, но что Тамара рядом с ним будет счастлива, он гарантировать не мог. А раз так, брать ее под свою опеку, значило обманывать ее с самого начала. С другой стороны, и Варваре он не мог гарантировать счастья. Но между ней и Тамарой существовала разница, и она состояла в том, что Варвару он любил…

Оп! Вот слово и выскочило.

Стоп, стоп, парень! – сказал он себе. А это действительно то, что ты чувствуешь? Подумай хорошенько. Ведь все приблизительно, неточно, из разряда, быть может, птичьим крылом на воздусях писано. И капитан прислушался к себе, но в душе царили такой переполох, такой сумбур и неразбериха, что, имея некоторый опыт в сердечных делах, он понял: так и есть. Вляпался. Не уберегся. Хотя давал себе слово никогда больше не попадаться на эту удочку, избегать всячески подлую женскую снасть. Чары, чары… Недаром же, неспроста он практически сразу почувствовал к Варваре такое неодолимое влечение.

Но Варвары нигде не было, она не появлялась, а времени не оставалось, надо было на что-то решаться, надо было что-то делать. И что прикажете делать?

Пока он знал только одно: с Тамарой сегодня ему ни в коем случае нельзя было встречаться. Волшебство новогодней ночи могло сыграть с ними злую шутку, за что потом обоим придется расплачиваться. Любовь штука такая, не прощает легкомысленного к себе отношения. Впрочем, как и чрезмерно серьезного. Черт, голову сломаешь во всем этом разбираться!

Выйдя из административного корпуса академии, он остановился на его широком крыльце. Не представляя своих дальнейших действий, но понимая, что решать нужно прямо сейчас, он отошел в сторонку и закурил. Не сойду с этого места, пока что-то не придумаю! – поставил он себе условие. Словно это могло как-то помочь: с ультиматумом или без него разумной мысли в голове не было ни одной.

Снегопад давно прекратился, но снега за последние дни навалило изрядно, и он красовался повсюду. Дорожки стараниями комендантского взвода в основном были расчищены, но газоны и клумбы оставались покрыты ровным белым слоем. Елки у входа стояли в белых шубах, зимняя гвардия, напоминали: сегодня или никогда. Пространство, куда доставал взгляд, все было залито матовым белым светом со странным фиолетовым отливом. Этот едва заметный флер говорил о том, в каком глубоком сне пребывает природа, и что ей гораздо легче заснуть навсегда, чем снова проснуться. Низкие, легкие, растрепанные облака неслись на юг, будто вызваны на доклад к начальству, а в быстрые просветы между ними выглядывало косматое солнце. Мороз с утра оставался довольно крепкий, точно невидимый адский пес, он лизал, обжигая кипятком, голые, без перчаток, руки. Пар от дыхания оседал инеем на ресницах, вынуждая усиленно и непроизвольно моргать. Сан Саныч поежился, натянул глубже шапку. Полез в карман за перчатками, но надеть их не успел.