Встревоженные тугаи

Ананьев Геннадий Андреевич

– Я поплыву! – решительно сказал Субботин. Он отдал патронташ мне, снял сапоги и положил радом с винтовкой. Между камнями, чтобы бандиты не увидели, пополз по-пластунски к реке. Он был делегирован в свое время на собрание партячейки колхоза, и коммунисты избрали его своим парторгом. Долг он поставил впереди жизни.

Субботин доплыл. До сих пор я не могу себе представить, сколько силы потребовалось Трофиму, как сумел он выбраться на противоположный берег прямо к водопою, где в то время были люди? Он предупредил их о банде. Колхозники послали верхового на заставу, а сами заняли оборону. У многих сельчан имелось тогда оружие: винтовки, дробовики, обрезы, маузеры.

На помощь колхозникам начальник заставы послал несколько человек со станковым пулеметом, остальных пограничников повел в тыл банде. Когда она втянулась в бой на подступах к селу, пограничники ударили с тыла. Часть бандитов была уничтожена, часть взята в плен. Об этом мы узнали, когда застава пришла нам на помощь. Сотню ту, которая нас держала, тоже разгромили.

Как только мы вернулись на заставу, сразу – к Трофиму. А он без памяти. И лицо, и тело все в синяках и кровоподтеках. О камни била героя вода. Так и не пришел он в себя. Жизнью своей спас нас, четверых, колхоз и заставу. С почетом мы похоронили его и в тот же день посадили возле могилки деревья и розы с пионами. А в формуляр не вписали, что погиб геройски, потому, мне думается, что врач, который приезжал лечить Трофима Субботина, сделал заключение, что помер красноармеец от воспаления легких».

Дальше шла подпись: бывший пограничник красноармеец П. Панченко. А еще ниже – обещание написать о тех годах все, что он помнит.

Об этом письме, о подвиге солдатском собирался рассказать майор Антонов пополнившим заставскую семью. Он подошел к калитке, открыл ее, но, посмотрев на свои запыленные сапоги, остановился у невысокого порожка. Здесь, за внешней стороной ограды, – желтая глина, прокаленная солнцем, обдутая ветрами, там, в тени деревьев, – кашка в цвету, будто клубника переспелая. Оттого и не перешагнул порожка Антонов, чтобы не помять нежную красоту. Он повернулся и стал смотреть вниз, на заставу. Молодые солдаты уже стояли в строю. Сейчас они, пройдя через ворота, поднимутся сюда, на вершину сопки. На правом фланге стоит Рублев: он выше всех на голову. Рядом с ним – комсорг Бошаков.

Строй повернулся и пошагал мимо казармы – красивого кирпичного двухэтажного здания.

«Любуются заставой, – определил Антонов по тому, как сбивчив шаг молодых солдатиков и как головы их, почти всех, повернуты в сторону казармы, где им почти два года предстояло жить. – А сколько труда в нее вложено! И военные строители поработали, да и мы не стояли в сторонке».

Построена застава тоже совсем недавно. Раньше она стояла на самом верху сопки, где теперь только обелиск, когда же начали планировать закладку новых зданий, то решили (учли мнение Антонова и Голубева) спустить ее вниз, на обратную от границы сторону, к подножию. Теперь ее не видно с сопредельной стороны, легче стало нарядам (не подниматься по довольно крутому косогору), возвращавшимся с охраны участка, не так глубоко пришлось бурить скважину до воды. На вершине холма оставили лишь наблюдательную вышку. И всякий раз, когда Антонов поднимался на холм, он любовался и кирпичной казармой, и офицерским домиком, и гаражом, и овощехранилищем, удобным, вместительным, и баней, и газонами, окаймленными красными тюльпанами, заботливо выращенными его женой и женой старшины. Особой гордостью для Антонова была беседка, обвитая диким виноградом – так называемая курилка. Просторная, чистая. В ней не швырнешь окурок мимо урны, не плюнешь, куда не попадя. Она вроде бы сама приучает к порядку, требует от курильщиков соблюдать чистоту. Между всеми зданиями – цементные дорожки с живыми изгородями по бокам. И дорожки, и зеленая изгородь из шиповника, прозванная солдатами витаминной, были дороги Антонову, ибо он предложил сделать все это своими силами. И получилось красиво и уютно. Теперь заставский двор контрастировал с тем, что начиналось сразу же за забором – желтоватая глина с чахлой, выжженной палящим солнцем травой, зеленой только несколько весенних месяцев. Дальше – такая же голая степь, до самых до тугаев, которые густой стеной защищают широкую, но спокойную степную реку – Сарыхем. Она разливается не весной, а летом, когда начинается основное таяние снега и ледников в горах, которые высятся в нескольких километрах от границы на сопредельной стороне. И будто не вода течет в эти месяцы между непролазными тугаями (заросли джигиды, барбариса и тальника), а кофе со сливками. Потому и название реке – Желтая. И только с осени, когда река мелеет и уже не подмывает берега, вода становится прозрачной. Чем хороша река и чем плоха? Хороша обилием рыбы, которая добротно пополняет солдатский паек, но худо то, что за ней нужен глаз да глаз. Раз она течет из-за рубежа, то вполне возможно использовать ее, как удобный маршрут пересечения границы. Прежде, правда, такого не встречалось, теперь же, когда в горах начала работать геологическая партия, итоги работы которой согласно полученной заставой информации могут вполне заинтересовать не только и не столько соседей, на реку придется обратить особое внимание: держать круглосуточный наряд на ее берегу, а ночью время от времени освещать прожектором.

Тугаи – защитная полоса от лессовых холмов, почти голых, лишь с редкими кустами саксаула, барбариса и верблюжьей колючки. Днем на те холмы слетаются фазаны и купаются в горячей пыли. Заставского верблюда, который любит полакомиться колючкой, они не боятся. Неудобен этот участок. Иссушенный солнцем лесс – хуже песка. Чуть свернул с дороги (солдаты этот участок дороги укрепили гравием) машина сразу же начинает буксовать, поднимая пыль. Пешком тоже трудно ходить по лессу. Да и маскироваться нарядам здесь негде.

Почти километр тянется лессовая пустыня, а дальше – старое русло с бурой зеленью столетнего камыша и коричневатыми пятнами затхлых ржавых озерцов. Вокруг них камыш особенно густ, такие завалы – не продерешься. Камышовые озера тянутся не очень широкой полосой от границы в тыл километров на двадцать. Там старое и новое русло сливаются, и вскоре речка впадает в большое степное озеро Чарых-нур. На его берегу два крупных рыболовецко-зерноводческих колхоза. Рыбы в озере – хоть руками лови, а лесс, если его оросить, очень плодороден. Староверы же, поселившиеся здесь невесть когда, так устроили оросительную сеть, что хлеба дают невиданные урожаи. Богато живут староверы, работящий и непьющий народ.

В камышах старого русла лет сорок-пятьдесят назад, как утверждают старожилы, водились тигры, сейчас же остались кабаны и волки. Уток же и гусей, как и прежде, море разливанное! В сезон охоты, по пропускам, конечно, наезжают из города много охотников. Тогда этому флангу глаз да глаз нужен.

Правый фланг – совсем иного плана. Сразу же за холмом, где стоял памятник Субботину, начинался зеленый луг. На краю луга, почти у самой границы – Собачьи сопки. Два высоких насыпных кургана, могилы двух племен, погибших в междуусобной схватке. Легенда гласит, будто начался спор из-за любимой собаки одного из вождей. Но это – сказки. Конечно же борьба за господство. Вождизм. Болезнь неизлечимая всего человечества.

От заставы через луг идет дорога. Она проходит через село и, перемахнув бурную речку Ташхем, карабкается в горы и теряется между скал, которые, громоздясь друг на друга, поднимаются все выше и выше.

Горы – самый трудный участок для охраны. Туда уехал сегодня старший лейтенант Ярмышев, но вот что-то задерживается…

– Группа стой! Товарищ майор… – начал докладывать старшина Голубев, но Антонов остановил его:

– Вот сюда поближе давайте.

Подождав, пока солдаты сгрудятся возле него, Антонов предложил:

– Снимем фуражки и почтим минутой молчания память героя.

Посерьезнели лица парней. А когда Антонов начал рассказывать о самоотверженном поступке Субботина, ради спасения колхоза и своих товарищей-бойцов, новички затаили дыхание. Закончив рассказ, Антонов распорядился:

– Перекур небольшой, и я дам характеристику участка заставы.

Старшина Голубев достал пачку сигарет и начал угощать солдат. Брали молча. Потом подходили к оградке и, так же молча, смотрели на обелиск. Антонов же, глядя на дорогу, мысленно вопрошал неизвестность: «Что-то долго нет Ярмышева. Уж не случилось ли чего? Говорил, возьми рацию. Впрочем, в горах эта бандура нема, как рыба».

3

К геологам старший лейтенант Ярмышев ездил часто, особенно после встречи с выпускницей института Боженой Панковой. А познакомился он с ней полгода назад. Антонов, посылая проверить службу нарядов в горах, приказал:

– К геологам загляни. Узнай, что у них нового. Еще раз о взаимодействии напомни.

Ехал старший лейтенант в то утро к геологам с сомнением, не поняв, что ему там делать. Лишь накануне у них побывал сам начальник заставы, все вопросы, наверняка, обговорил, а сегодня послал его, узнай, дескать, что у них нового.