Вся la vie
Шрифт:
Так вот, после того как Анютины голуби загадили детскую коляску, соседка поднялась на девятый. Дверь открыл неработающий муж. Соседка рассказала про птичий помет и попросила помочь снести коляску вниз. Неработающий муж помог. Соседка рассказала другой соседке про мужика с девятого, та еще одной соседке. С тех пор мужчина носил коляски, велосипеды, санки и прочие габаритные предметы.
Так продолжалось до тех пор, пока этот неработающий муж ушел от своей жены к соседке с седьмого. А чтобы не сталкиваться с бывшей женой, пошел работать. Да так стал работать, что скоро они квартиру
Дом вообще был дружным. Особенно зимой. Дело в том, что зимой железный кружочек на домофоне замерзал и на ключ не реагировал. Не помогали ни зажигалка, ни спички. Пробовали даже жидкостью для автомобильных замков побрызгать – не сработало. Так вот, вечером снизу доносилось: «Кать, Катя, спустись, дверь открой!», «Леша, Леш, дверь не могу открыть!» Кричали в окна. Кнопки с номерами тоже не нажимались. Иногда Анюта, похоронив очередную свою выпавшую из окна кошку, стояла внизу и впускала всех желающих.
Дом, в который мы переехали, был новым. Строился для Министерства обороны. Когда мы въезжали, внизу даже подъезда не было – облупленная железная дверь, закуток, забитый деревяшками крест-накрест, – будущее помещение для консьержки.
Мы купили квартиру у дважды Героя Советского Союза. Ему, человеку военному, помотавшемуся по гарнизонам, было все равно, где жить. Но жена Героя хотела жить только в новом дальнем микрорайоне. Супермаркеты под боком, школа – через дорогу, поликлиника рядом с домом. Деревца молодые понасажены. От центра далеко.
Нам в принципе было все равно, где они собираются жить. Но мой муж, как честный человек и коренной москвич, пытался отговорить жену Героя от нового дальнего микрорайона. Рассказывал про экологическую обстановку, почву и про то, что на этой почве было до того, как там появились школы и супермаркеты. Но жена Героя была непреклонна – этот свежепостроенный район напоминал ей дальний гарнизонный городок, в котором прошла ее догеройская молодость.
Однако многие военнослужащие остались жить в доме. За ними утром, ровно в восемь, приезжают служебные машины – на дорожке перед подъездами образовывается пробка, которая рассасывается ровно через пять минут. Можно сверять часы.
Я помню, как первый раз пошла обозревать окрестности. Заодно решила сберкассу найти и аптеку. Шла мимо детской площадки. Вдруг совсем рядом услышала громкое «Ложись!». От испуга рухнула на землю и закрыла голову руками – как в фильмах про войну. Раздался хохот. Я медленно поднялась и увидела мужчину в камуфляже. Рядом с мужчиной стоял мальчик лет пяти, тоже в камуфляже и с детской гранатой в руках. Я отряхнулась и пошла дальше. За спиной орали: «Стоять!»
«Это приятные хлопоты», – уговаривала я себя, когда в квартире начался ремонт. Стену надо было двигать, проемы в дверях расширять, санузел – объединять. Бригаду, как положено, нашли через знакомых.
«Кто так строит, ну кто так строит?» – причитал наш бригадир-армянин Вартан с акцентом Семена Фарады.
Дизайнера у нас не было, поэтому мы с Вартаном двигали стены сами.
– Так нормально будет? – спрашивал Вартан и носком ботинка чертил невидимую линию на полу.
– Нормально, – соглашалась
– Давай вот здесь потолок сделаем, красиво будет, – предлагал Вартан.
– Давай.
Навесной потолок на кухне в виде художественной залюлины был «почерком» Вартана. У всех наших знакомых, у которых ремонт делал Вартан, такая же залюлина с лампочками на кухне. Даже если кто-то отказывался, Вартан все равно ее делал – за счет фирмы.
Еще у нас у всех одинаковый дверной звонок в смысле звука. Ведь когда дело доходит до дверного звонка, сил уже никаких нет, работы много, шкафы задерживают… Вартан звонит из магазина и включает образцы звонков, чтобы выбрать. От перезвона начинает гудеть голова.
– Вартан, давай вот этот. – Я не выдержала где-то на пятом перезвоне.
На пятом перезвоне не выдержала не только я, но и трое наших друзей.
Еще Вартан был неравнодушен к ступенькам и подиумам. Настоятельно советовал соорудить. Заказчики, то есть мы, представляли себе, как после работы возвращаемся домой, заходим, допустим, на кухню, спотыкаемся о подиум и летим прямиком головой в плиту. Но с Вартаном было бесполезно спорить. Не хотите на кухне? Сделаем в ванной. У нас в ванну можно подняться по винтовой лестнице из трех малюсеньких ступенек. Проще поднять ногу и залезть, но лестница нравится Васе, и я каждый раз боюсь, что он свернет себе на ней шею. А в квартире наших знакомых ванна стоит на подиуме. Они туда вообще не залезают – пользуются душевой кабиной.
«Маша-джан, уважаемая, унитаз будем брать с полочкой или без полочки?» – спрашивал Вартан по телефону. «А?» – не понимала я. «Давай с полочкой, брызг меньше», – решал он.
Вартана я вспоминаю часто, и нередко с благодарностью.
Нам привезли диван. Грузчики – двое молодых парней – нахамили мне с порога. Вартан вышел и задал одному из грузчиков вопрос:
– Ты как с женщиной разговариваешь?
Грузчики поставили диван, передвинули диван, собрали мусор и ушли, не взяв чаевые.
Благодаря Вартану я бегаю по магазинам в поисках лампочек – он поставил какие-то особенные, с толстыми штырьками, неперегорающие. Лампочки перегорают. Мне приходится заказывать их на складе. А больше нигде нет.
Вартан дружил с консьержками, охраной и участковыми. С ним было спокойно. Он отвечал за тех, с кем работал. А отвечать, договариваться, вытаскивать из «ментовки» ему приходилось часто. «У каждого свой бизнес», – говорил он, и это звучало как древняя армянская мудрость.
В ЖЭКах всегда знали, в какой квартире идет ремонт. И сообщали в отделение. Приезжал наряд и проверял документы у рабочих. Тех, у кого не было регистрации, забирали. Или не забирали. Вартан шутил, выкладывал купюры, носил коньяк. Могли нажаловаться соседи. И тогда Вартан шел к соседям.
К нашему соседу сверху он тоже ходил. Отставному полковнику мешал шум дрели. Он кричал Вартану: «Я воевал!» – а Вартан спокойно отвечал: «Я тоже воевал. В Приднестровье». Что было чистой правдой. Только Вартан редко об этом говорил. И рассказывал, как будто не про себя. Они выпили с полковником бутылку коньяка, вспоминая каждый свое. Когда встречались, пожимали друг другу руки.