Вся моя надежда
Шрифт:
Но если и бывает чему-то предел, так это терпению. Не считаться с этим было нельзя. Степан подошел к гидранту, взялся обеими руками за вентиль, как за штурвал. Прежде чем сделать первый отворот, все же еще раз потянулся, глянул поверх голов на дорогу. Сначала увидел несущееся к трассе стадо телят, окутанное облаком пыли, услышал густое, как эта же пыль, улюлюканье бежавших за стадом мальчишек. Потом до него донесся рокот мотора и частые гудки. Телята и те, кто их погонял, разбежались в стороны, а из облака пыли вынырнул свирепый лоб грузовика. На околице машина остановилась, из кузова кто-то выпрыгнул, побежал к гидранту.
«Наконец-то…» — подумал Степан, узнав в подбегавшем Кирилла,
— Пошла гулять, — светятся добродушием Степановы глаза, смеется его широкий рот, разгладились борозды лба. — Народу-то!.. — Теперь Степана радует все: и то, что так весело выплескивается вода, и, значит, все точно сработано, и что день стоит солнечный, добрый, и что этот длинный, худющий учитель сейчас здесь — тоже хорошо и славно. Подозвал его к себе:
— Ну как?
— Прекрасно.
— С Пастуховым что?
— Все нормально. Бинты с головы сняли. Бодрится. Я в экспедицию заходил: нет ли письма? И представьте… — Кирилл сунул руку в карман.
— От жены? — не дождался Степан.
— От Герматки.
— Да? А ну давай! — схватил конверт, забегал глазами по листу.
— Ну что? — спросил Кирилл, когда Степан кончил читать.
— Приедет.
— Думаете?
— Ну вот, — Степан снова развернул лист, — «…народу здесь, куда уж нашей колонне… Особенно, когда массовка идет. Шум, гам, суета… — Он пробегал строчки, искал нужные, торопился. — Ага, вот: тот, что на главную идет, сильнейший актер, какой-то из театра, молодой, но уже лауреат. Каждый день на съемках встречаюсь. Я ему, видно, нравлюсь. Хлопает все по плечу: отличный парень! Меня тут все вроде любят. Для всех я — молодец и отличный парень… Постепенно привыкаю к юпитерам. Глазам больно, когда на «крупняк» берут. Режиссер все твердит: ты, Герматка, самородок. Я молчу. В общем-то он мужик ничего, только заполошный какой-то, жалко даже. А что сделаешь, столько у человека забот… О себе особо писать не буду. Одно только скажу, кино — вещь не простая. И уж если я самородок — подожду. Я в общем-то двужильный… Кто сейчас работает на моем «трубаче»? Как он там, мой братишечка? Соскучился по вас, сладу нет. Как Пастух и Заяц и вообще все?..»
Некоторое время держалась пауза.
— Приедет, или я Герматку не знаю? У него если что здорово, так через край. А тут хорохорится…
Кирилл сказал:
— Почему-то сейчас даже жалко, если у него не получится.
— Говорили же дураку. Ладно, пусть приезжает… Помнишь, какие у него лапищи?
Водное зеркало расширилось. Гидрант остался далеко в центре. Бившая из него струя сверкала ярким куском кристалла. Бурлила вода только в середине. У берегов круги замирали. Голубое свежее небо опрокинулось в чистую спокойную гладь. Медленно плыли по ней облака. Люди жадно следили за тем, как прибывает вода, и молча, благоговейно перед ней отступали. Разорвали эту благоговейную тишину мальчишки. Бросив своих телят, разогнались, кинулись к центру озера, прямо к струе, подставляя под нее свои худые, костистые спины. Вырывавшийся с напором поток отшвыривал их от себя, но они с визгом лезли под него снова и снова.
Степан с азартом и радостью сбросил с себя рубашку, кинулся к барахтавшимся в ледяном кипящем озерце:
— А ну, пацаны!.. —
Кирилл отвернулся. Так вот встретиться с нею? Ни за что. Надо куда-то идти, что-то делать, что-то кому-то говорить… Невозможно. Чудовищной глупостью кажется тот его проклятый ночной «визит».
Почувствовал, как чья-то рука легла ему на плечо. Обернулся, увидел Степана, обрадовался:
— А-а, мы же о Сашке так и не поговорили. Вы бы подъехали к нему, Степан.
— И так. Вот участок сдадим. Замотался последние дни. Тут еще в трест вызывали. А так позванивал…
— Звонки что, с ним сейчас самим говорить надо. Как можно больше говорить. Скорое якоря сниматься, так?
— Скоро. Комиссия участок примет. А там два дня на сборы…
— А с Пастуховым как?
— Думали. Пастухова с собой возьмем. С главврачом советовался: рулить будет. Я понимаю, с тоски это парень. Тут и моя вина есть…
Кирилл смущенно тер нос.
— Я жене его письмо написал. Изложил все как есть. Я же раньше немного присочинял: Сашка в них вроде бы как за святого сходил. Действовал по принципу: праведная ложь — святая ложь…
Степан рассмеялся.
— Все лжи одинаковы, как луковицы. Я думал: что-то у вас не то с письмами. Почему, думаю, не отвечает? Должна же была хоть к черту вас послать. Женщины фальшь лучше нас, мужиков, чувствуют. Потому и молчала. Знаешь, ее право выбирать: не ответит — не осудишь. Но думаю, что ответит… А нет — Пастухова все равно не оставим. Тут ты нам всем урок преподал. Сам-то что думаешь: с нами или в город подашься?
— Я, как девка на выданье: и к жениху хочется, и родительский дом покидать страшно. А вдруг все снова начнется?
— Тебе возвращаться надо.
— Легко сказать…
— Конечно. Но важно, как… Тебе стыдиться нечего. Говорю тебе точно.
Их обгоняли возвращавшиеся в поселок люди, высоким дробным перебором рассыпались сзади меха чьей-то неожиданной трехрядки.
— Степан, ну, а у вас все хорошо?
— Что воду пустили? Конечно. И что Герматка вернется. Я с ним говорил. И так это, основательно. Не послушался. Жалко было…
«Конечно, все дело в воде и что вернется Герматка… — подумал Кирилл и замялся, — Почему я пристаю к нему с этими дурацкими вопросами? У человека в самом деле радость: пустили воду. Столько хлопот, труда, мучений, как же не радоваться? А меня самого разве это не радует? Что ни говори, это какой-то итог. Люди все время что-нибудь итожат и радуются. На Байконуре запустили ракету, здесь воду пустили. И то и другое — радость. Но соизмерима ли она, радость Байконура и степной воды? Я ведь уверен, Степан больше воде радуется, чем ракете. Ракета, по-видимому, высшая радость. Она существует независимо от наших личных невзгод, проблем, неурядиц. Радость в абстракции? А вот я радуюсь тому, что Пастухов в себе силу почувствовал, или что Герматка вернулся, или тому, что я сам снова вернусь в школу. Это радость второго сорта?.. Так где же она, подлинная мера вещей?»