Вся синева неба
Шрифт:
— Эмиль? Эмиль? Где ты?
Она идет медленно. Мелкими шажками по коридору. Ей удалось проглотить свой кофе, потом она ждала, сидя в кухне и прислушиваясь. В любую минуту он мог появиться и спросить, куда мама убрала его учебники. Но он не появился. Она ничего не слышала. Тогда она решила встать и поискать его в пристройке, разумеется, с опаской. Она боится найти его в бреду и снова играть комедию, правил которой не знает. Она снова зовет:
— Эмиль!
И ей отзывается голос:
—
Распахивается дверь маленькой ванной, и появляется Эмиль, в халате, с полотенцем в руке.
— Ты уже встала? — спрашивает он.
Ей хватает секунды, чтобы надеть маску полной невозмутимости, принять бесстрастный вид. Она кивает.
— Да, я встала.
— Кофе сварила?
Судя по всему, он пришел в себя. Даже не заметил, что уходил прогуляться в прошлое, в свои восемнадцать лет. Жоанна с таким облегчением видит его снова в своей реальности, что предпочитает ничего не говорить, сделать вид, будто ничего странного не произошло.
— Да. Кофейник на столе.
За окном слышен шум мотора, и Эмиль хмурится.
— Это еще что?
Жоанна вздрагивает и бежит в конец коридора, чтобы надеть пальто. Она чуть не забыла!
— Это, должно быть, доставка.
— Класс! Я сейчас оденусь и приду.
Облегчение так велико, что она выбегает на снег в носках и замечает это только через несколько метров.
Все здесь, разложено на столе перед ними. Шесть ящиков, полных продуктов, напитков, всевозможных материалов для украшений. В пристройке царит суета. Они убирают припасы, распаковывают краски, ленты, блестки. Жоанна вытирает стол и освобождает место для изготовления гирлянд. Эмиль внимательно смотрит, как она работает, то и дело запуская руку в пакет с конфетами. Утренняя растерянность забыта. По крайней мере, на время.
— После обеда… думаешь, мы закончим украшения для елки? — спрашивает Эмиль с полным ртом.
Жоанна старательно обматывает прозрачной ниткой еловые ветви, связывая их в круг. Потом она режет золотую ленту и делает маленькие бантики, которые прикрепляет по обе стороны венка. Получается красиво.
— Ммм, — задумчиво тянет она. — Не знаю… А что?
— Я подумал… Давно мы не проводили сеансов медитации…
Она поднимает голову, удивленная.
— Правда? Мне казалось, что тебе это скучно.
Эмиль качает головой и глотает шоколадку, прежде чем ответить.
— Я думаю, мне это помогает… знаешь, когда я не понимаю, что здесь делаю или… или почему я уже одет, когда уверен, что только что встал… Ну вот, я делаю, как ты говорила. Сосредотачиваюсь на настоящем моменте и опустошаю голову.
Она улыбается ему с ноткой нежности.
— Это хорошо…
Она снова переключает внимание на золотые бантики. Ей не хочется думать об утренней сцене, которую он совершенно забыл. Хочется верить, что это был лишь отдельный провал, а не начало распада.
— Так ты согласна?
Она поднимает голову
— А?
— Насчет медитации.
— А, да, конечно!
Он встает, выглядывает в окно.
— Пойду покормлю Мистика. Я скоро.
Она кивает. В затянутое дымкой окно ей видно, как он идет по снегу и Мистик бежит к нему. Он присаживается на корточки, лепит снежок и запускает его вдаль. Мистик принимается лаять и искать вокруг. Эмиль разговаривает с ним. Она улавливает несколько слов: «Ищи!», «Где он?» Жоанна продолжает вязать золотые бантики с этим неотвязным чувством, будто грудь ее сжимают тиски.
Сен-Сюльяк. Она пытается вернуться в Сен-Сюльяк…
— Папа!
Голос Жоанны разнесся по всему каменному домику, и Жозеф в тревоге бежит в ее комнату.
— Что случилось?
Он находит ее сидящей на кровати с открытой книгой на коленях, руки обхватили живот, округляющийся с каждым днем.
— Что случилось? — со страхом спрашивает Жозеф. — Что-то не так с ребенком?
У Жоанны вытаращены глаза, она застыла, как будто сосредоточилась на чем-то или пытается что-то услышать.
— Жоанна? — ласково зовет ее Жозеф.
Она потихоньку приходит в себя, и полуулыбка медленно проступает на ее лице.
— Он шевелится…
Жозеф вздыхает с облегчением и садится рядом с ней.
— Это в первый раз?
Она кивает. Она купается в чистом восторге, руки судорожно сжаты на животе. Ее улыбка не обращена ни к кому в отдельности. Выждав несколько секунд, Жозеф спрашивает ласково:
— Хочешь, чтобы я позвонил Леону?
— Пожалуйста.
Очень скоро Леон стучит в дверь маленького домика в лихорадочном нетерпении.
— Где она? — спрашивает он Жозефа, встретившего его с серьезным видом.
— В своей комнате.
Он почти бежит. Падает на колени у кровати и, схватив руки Жоанны, шепчет:
— Жо…
Она смотрит на него, не выказывая никаких эмоций.
— Жо, мне жаль, мне так жаль.
Жоанна качает головой, не давая ему продолжать.
— Ребенок шевелится, — спокойно сообщает она.
Глаза Леона мечутся, смотрят то на круглый живот Жоанны, то на ее лицо. Он в нерешительности. Что сейчас важнее всего? Ребенок? Вымолить прощение Жоанны? Он прижимается лицом к Жоанниному животу, продолжая шептать:
— Я рад, что ты меня вызвала. Я обещаю тебе, я сделаю все, чтобы ты меня простила. Жо…
Он вдруг осекается, вытаращив глаза.
— Жо, он… Жо!
Он выпрямляется, прижимает обе ладони к животу Жоанны. В глазах оторопь. Он повторяет:
— Жо, он…
Она наконец улыбается. Впервые улыбается ему после их ссоры.
— Я знаю.
— Он шевелится!
— Я знаю.
Она невольно улыбается восторгу Леона. Он не может усидеть на месте. Держит руки на ее животе, прижимается к нему ухом, потом губами и кричит: