Вся синева неба
Шрифт:
— До чего же красивы наши сегодняшние новобрачные!
Она усаживает их в уголке, мол, сейчас позову «господина мэра» и служащих, выступающих свидетелями. Сняв трубку телефона, она предупреждает всю эту почтенную публику. Жоанна неподвижна, невозмутима, сидит очень прямо. Ее давешнюю озабоченность как рукой сняло. Она снова спокойна. Эмилю же трудно усидеть на месте. Он искоса, украдкой поглядывает на нее. Ему хочется запечатлеть этот образ. Жоанна в винтажном свадебном платье, с волосами, заплетенными в косу, которую она перекинула через плечо, кружева, окутывающие ее руки и хрупкие запястья, белая ткань V-образного ворота, открывающего шею и начало груди. Через четверть часа, когда бумаги будут подписаны, она скроется в туалете и вновь наденет свое черное бесформенное платье. У него больше не будет случая увидеть
— Мадемуазель Жоанна Мари Тронье, согласны ли вы взять в мужья месье Эмиля Марселя Верже, здесь присутствующего?
Она смотрит на него. Они переглядываются лишь секунду, но, кажется, говорят друг другу многое. Этот взгляд говорит, что ему не о чем беспокоиться, что она обещала сохранить его свободу и скрепляет свое обязательство. Удивительно чистым голосом она отвечает:
— Да.
Мэр поворачивается к Эмилю. Тот едва слышит его слова.
— Месье Эмиль Марсель Верже, согласны ли вы взять в жены мадемуазель Жоанну Мари Тронье, здесь присутствующую?
Едва дав ему закончить фразу, он отвечает:
— Да.
Это смешит его свидетеля, муниципального служащего с лысой головой, который принимает это за поспешность от волнения.
— Именем закона я объявляю Эмиля Марселя Верже и Жоанну Мари Тронье связанными узами брака.
Повисает молчание. Они снова переглядываются с облегчением и слегка смущенно.
— У вас есть кольца? — спрашивает мэр. — Сейчас надо обменяться.
Жоанна вздрагивает.
— Ах да!
Она ищет карманы, но понимает, что на свадебном платье Миртиль их нет.
— В сумке? — шепчет ей Эмиль.
Она озирается и наконец видит черную сумочку с завязками, лежащую у ее ног. Свидетели улыбаются. Ах, волнение… — наверно, думают они. Порывшись внутри, Жоанна достает маленький черный футляр.
— Обменяйтесь кольцами.
Она открывает коробочку, протягивает кольцо Эмилю, тот шепчет:
— Ты должна мне его надеть.
— Да?
— Теперь мы узаконим этот союз, подписав акты гражданского состояния. Сначала новобрачные, потом свидетели.
У Эмиля взмокли ладони, но теперь ему лучше. Дело сделано. Поставить подпись — и они смоются. Он свободен. Что бы ни случилось дальше, решать его судьбу будет Жоанна. Он знает, что она выполнит его волю.
— Хорошо. Теперь я вручу вам свидетельство о браке, и можете идти.
Эмиль едва скрывает свое удивление. Свидетельство о браке… К чему оно им? В руках у него оказывается красная книжица. Господин мэр кладет руку ему на плечо, давая понять, что проводит их в холл. Служащие мэрии бормочут вежливые поздравления в дверях, и они уходят со свидетельством о браке.
— Подожди меня здесь, — шепчет Жоанна. — Я переоденусь в туалете.
Эмиль ждет ее один в холле, перед служащей мэрии, которая возбужденно спрашивает:
— Ну? Как все прошло?
Он кивает: хорошо. Он вздохнул с облегчением, когда все это кончилось. Но во рту остался горький привкус. Это грустно и безлико. Конечно, это была только подпись, как он повторял себе множество раз. Но это ничего не меняет: тяжесть и печаль навалились на него. Он хотел бы другого. Он никак не может проглотить ком в горле.
Они выходят в удушающую жару без белого платья. Все кончилось. Мандраж, нервозность. Осталась только огромная пустота.
— Мы… Что будем делать? — робко спрашивает Жоанна.
Они растеряны. У Эмиля только одно желание: прогуляться одному, подышать воздухом, забыть, что он испортил что-то такое, во что крепко верил.
— Не знаю. Думаю, я немного пройдусь…
Она улавливает печаль в его голосе. Смотрит на него сокрушенно. Для нее это ничего не значило. Но она знает, что он — другое дело.
— Я схожу на фестиваль, —
До него вдруг доходит:
— Что мы скажем Миртиль? Ей покажется странным, если мы вернемся по отдельности.
Жоанна пожимает плечами.
— Я скажу ей, что… не знаю… Что ты пошел купить шампанского.
— Да…
Он пришиблен. Еще пару минут они стоят друг перед другом, потом Жоанна говорит:
— Ладно… Тогда до вечера.
И она удаляется маленькими шажками со свадебным платьем под мышкой. Оборачивается на секунду и говорит:
— Ты можешь пойти со мной… Я хочу сказать… Можем пойти вместе, если хочешь…
Но она видит, что он не в своей тарелке.
— Брось… Пока.
31 августа
Лора,
ты удивишься, получив электронное письмо. У меня нет твоего адреса. Я не знаю, где ты сейчас живешь. У меня есть только этот электронный адрес, чтобы связаться с тобой. Я даже не знаю, просматриваешь ли ты еще свою почту.
Я сижу в кафе с интернетом и компьютером и пишу тебе. Жара сорок градусов. На мне проклятая рубашка, от которой я потею.
Я только что вышел из мэрии, где женился. Я сказал «да» не по тем причинам. Жоанна хорошая девушка, она была очень красива в свадебном платье, но и она тоже сделала это не по тем причинам. Мы сказали друг другу «да» перед мэром и двумя свидетелями, которые нас не знали, и им было абсолютно все равно. Мы поставили подписи, и я, едва выйдя из мэрии, отправился на поиски интернет-кафе, чтобы написать тебе.
Все, что я хочу сделать сейчас, — сказать тебе, что только на тебе я хотел бы жениться. Ну вот. Дело сделано. Я никогда не говорил тебе этого, потому что мы оба стыдились и вообще были дураками. Мы всегда боялись говорить друг с другом начистоту. Да. Я любил тебя. Я любил тебя как безумный, это, думаю, ты знала. Но я никогда не говорил тебе, что хочу на тебе жениться. Я думал, что у нас еще будет время. В день свадьбы Рено и Летисии я искал твой взгляд в церкви, чтобы дать тебе это понять, но тебя не было. Я должен был увидеть в этом знак. Ты ушла, чтобы взять реванш над Летисией… И мне даже нравилось, что ты такая маленькая чума.
Я не скрываю: мне понадобилось немало времени, чтобы оправиться после твоего ухода. Не знаю, исцелился ли я полностью, но я делаю все что могу, чтобы идти вперед и больше не думать об этом. Знай, что ты не была со мной в мэрии, я силой прогнал тебя из своих мыслей, как только проснулся сегодня утром, но, едва закрылись двери холла, ты появилась вновь.
Я думаю, мы любим по-настоящему только раз в жизни. Я любил тебя. Другой не будет.
Это не грустно… Не всем дано по-настоящему любить. Мне повезло. Я за это благодарен.
Я кончаю это письмо, пока не вырубился от жары в этом чертовом интернет-кафе.
Я желаю тебе, конечно, только лучшего, будь счастлива, здорова, оставайся всегда такой же (да, по дерзкой маленькой чуме я буду скучать). И я остаюсь таким же (во всяком случае, я думаю).
Целую тебя.
Он не сразу направляется в квартиру. Жара стоит удушающая, но ему еще не хочется возвращаться. Он избегает оживленных, заполоненных туристами улиц, спускается по крутым тенистым переулкам и направляется на север. Он смутно представляет себе, куда идет. Он знает, что неразумно гулять в такую жару, но ему это нужно. Он идет не останавливаясь целый час и наконец с облегчением видит первые каменные обвалы, первые развалины. Это единственное место, где ему хочется быть сейчас, — единственное, идеально отражающее его теперешнее состояние духа. Ком, разрушенная деревня. Ее называют «потерянной». Ни одна табличка больше не указывает на ее существование. Это только опустошенный пейзаж, посреди которого мужественно возвышается маленькая церковь. Церковь Сент-Этьен-де-Кома, странная, оголенная, без колокольни, без фресок, без витражей, совсем простая церковь с каменными стенами. Эмиль толкает тяжелую деревянную дверь, и она открывается со страшным скрипом. Внутри тоже все очень просто. Белые стены, массивные дубовые скамьи перед алтарем из того же массивного дуба, украшенным красным с золотом. Внутри прохладно и гораздо темнее. Эмиль опускается на скамью в первом ряду и закрывает глаза. Ему просто хочется сидеть так, минуту за минутой, ни о чем не думая, посреди потерянной деревни.