Вся жизнь впереди… (сборник)

Рождественский Роберт Иванович

Счет

Сначаларовно тысячу дней,потом еще четыреста дней,а после еще восемнадцать дней(так подсчитано)шла война.Невозможно было привыкнуть к ней,невозможно было не думать о ней.Благословляла,крестила,казнилаи миловала она.И тот,чья юность осталась в ней,кто сегодня не может забыть о ней,говорит о нейи молчит о нейв окружении внуков,лекарстви седин,мечтает прожить еще тысячу дней,потом еще четыреста дней,потом еще восемнадцать дней.А после —хотя бы еще один.

Кладбище под Парижем

Малая церковка.Свечи оплывшие.Камень дождями изрыт добела.Здесь похоронены бывшие,бывшие.КладбищеСан-Женевьев-де-Буа.Здесь похороненысны и молитвы.Слезы и доблесть.«Прощай!» и «Ура!».Штабс-капитаныи гардемарины.Хваты-полковникии юнкера.Белая гвардия.Белая стая.Белое воинство.Белая кость…Влажные плитытравой зарастают.Русские буквы.Французский погост…Я прикасаюсь ладоньюк истории.Я прохожупо гражданской войне…Как же хотелось имв Первопрестольнуювъехатьоднаждына белом коне!..Не было славы.Не стало и Родины.Сердца не стало.А память —была…Ваши Сиятельства,Их Благородия, —вместе —на Сан-Женевьев-де-Буа.Плотно лежат они,вдоволь познавшимуки своии дороги свои.Все-таки – русские.Вроде бы – наши.Тольконе наши скорей,а – ничьи…Как они после —забытые,бывшие, —все проклиная и нынче, и впредь,рвались взглянуть на нее —победившую,пусть —непонятную,пусть —непростившую,землю родимую!И —умереть…Полдень.Березовый отсвет покоя.В небе —российские купола.И облака,будто белые кони,мчатсянад Сан-Женевьев-де-Буа.

Дождь

Дождьзакапал неохотно,словноне желал идти.Будто вспоминал,как ходятнастоящие дожди.И дорога,что с опушкинеторопко в лес ползла,вся —в немыслимых веснушкахкапель дождевыхбыла.Дождькачнулся, вырастая.И – немного погодя —все на светесразу сталочастьюэтого дождя!Был он щедрым,был он крупным,лился,падал свысока,в землю уходяпо трубамсветлого березняка.Былдоволен сам собою,сам собоюпоражен!А потомувидел полеи —пошел в него,пошел!..Кончился,как огорошил.Убежал —и не найдешь…Майский,молодой,хороший,пахнущий арбузомдождь.

Старая записная книжка

Где же она пропадала?(Поиски – труд напрасный!)Вновь я ее листаю,с прошлым —глаза в глаза.В этой потертой книжке,будто в могиле братской —мертвыетелефоны,мертвыеадреса…Уже ничего не поправишь.Уже ничего не скажешь.И не напишешь писем.И не дождешься звонков…Вот на пустой странице —Шукшин Василий Макарыч.А перед этим —рядышком —Симонови Смеляков…Как поименный списокармии перед боем(хватит работы санбатам,разведчиками штабам!).Ояр!Куда же ты, Ояр?!Не отвечает Ояр.Сумрачно и таинственнопалец подносит к губам.Строки в потертой книжкевсе еще смотрят призывно.Все еще дышат,требуют,вздрагивают и говорят.Я имя читаюи слышуглуховатый голос Назыма:«Брат,мы давно не виделись…Как поживаешь,брат?..»Трудно листать страницы.Видеть фамилиитяжко…Зимний полуденный Вильнюс.За незастывшей рекойулица Малонёи.«Стаська! – кричу я.– Стаська!»Он улыбается грустно.Машет нездешней рукой.Старая, старая книжка.Буквы поблекли.Однакоимя любое —словноприкосновенье к огню.Строчка:«Звонить Паруйру!!»Два восклицательных знака.Может, звонил.Не помню.Больше не позвоню.Старая книжка свидетельствует,жалуети обвиняет,Как черный квадратик в «Вечерке» —каждый ее листок…Где ты, Кузьмич?Откликнись!..И комнату заполняетнеповторимо протяжный,скорбный луконинский вздох…Я позабыл о времени,старую книжку листаю.Вся она —будто исповедьосиротевшей семьи…Рана мояоткрывшаяся.Память моясвятая.Други мои – товарищи.Вечные судьимои.

День

И опять он рождаетсяв зябком окне.Барабанит в стекло,будто просит помочь.В нем —коротком,еще не потерянном дне —непрерывная боль,сумасшедшая мощь!..«Суета!» – говоришь?«Принесет – унесет?»Говоришь, что поэтугораздо важнейо бессмертии думатьи с этих высотобращаться к векамчерез головы дней?..Я не ведаю,чем тебя встретятвека…Для спешащего дняя кричу и шепчу.И останется послехотя бы строка —я не знаю.Я знаю.Я знать не хочу.

Возраст

Г. Юшкявичюсу

А мы ещемотивы молодежныепоем!А мы еще с тобой – ого! —такие же, как прежде.О том, что годы катятся,по детям узнаем.Не по своим, а по чужим,которыхвидим реже.Еще по пляжу движемся,выпячивая грудь.И чей-то голос, чей-то взглядпронзает, как рапира!Но вечером все чащенакатывает грусть,что деньопять закончился,а в бокопять вступило.Нет, мы еще – в порядке!Нет, мы еще – вполне!Никто из нас не думаетни о каком покое…Но говорим друг с другом(когда наедине)о женщинах —все меньше.Все больше —о погоде.Еще мы за застольямисидим без маеты,не уставая вроде быи даже не пьянея…Но мельче с каждым годомгазетные шрифты.А лестницы привычные —все круче.И длиннее.

Иронический романс

Знакомый Поэт,находясь во хмелю,сказал мнес гримасой довольною:«А знаешь,ведь я тебядаже люблю!..По-своему, правда…По-своему…»Забавные фразысрываются с губ,срываются часто не вовремя…По-своему любиттайгулесоруб.По-своему любит.По-своему.Он эту любовьпочерпнул не из книг,ее ощущатькаково ему?!По-своемулюбит баранамясник.По-своему любит.По-своему.Наверно, и эта любовь —не обман,поскольку натуройусвоена…Ведь, в общем-то,и человекакомарпо-своему любит.По-своему.Любовь свою к намон докажет не раз,докажет, коль будет позволено…С другой стороны,и сметанукарасьпо-своему любит.По-своему…Свое отмеряютчасы и годапоэту,дантистуи воину.Мы ближнего любим…Но все ж иногдапо-своему любим.По-своему.

«Знаешь, я хочу, чтоб каждое слово…»

Алене

Знаешь,я хочу, чтоб каждое словоэтогоутреннего стихотвореньявдруг потянулось к рукам твоим,словнососкучившаяся ветка сирени.Знаешь,я хочу, чтоб каждая строчка,неожиданновырвавшись из размераи всю строфуразрываяв клочья,отозватьсяв сердце твоем сумела.Знаешь,я хочу, чтоб каждая букваглядела бы на тебявлюбленно.И была бы заполнена солнцем,будтокапля росына ладони клена.Знаешь,я хочу, чтоб февральская вьюгапокорноу ног твоих распласталась.И хочу,чтобы мы любили друг другастолько,сколько нам житьосталось.

«Благодарен, что мне повезло…»

Алене

Благодарен,что мне повезло.Говорю,на потом не откладывая:ты —мое второе крыло.Может —самое главное…Но когда разбираюсь в былом,боль пронзаеткак молния:стал ли ядля тебя крылом?Стал ли?Смог ли я?

«Спелый ветер…»

Спелый ветердохнул напористои ушел за моря…Будтожесткая полка поезда —памятьмоя.А вагонна стыках качаетсяв мареве зорь.Я к дороге привык.И отчаиватьсямнене резон.Эту ношутранзитного жителявыдержу я…Жаль,все чащеи все неожиданнейсходят друзья!Я кричу им:«Куда ж вы?!Опомнитесь!..»Ни слова в ответ.Исчезаютза окнами поезда.Были —и нет…Вместо них,с правотою бесстрашноюговоря о другом,незнакомые,юные гражданеобживают вагон.Мчится поездлугами белесымии сквозь дым городов.Все гремят и гремят под колесамистыкигодов…И однаждынегаданнозатемносдавит в груди.Вдруг пойму я,что мне обязательнонадо сойти!Здесь.На первой попавшейся станции.Время пришло…Но в летящих вагонахостанетсяи нашетепло.