Вторая Гаммы

Маркосян-Каспер Гоар

Польщенный столь полным доверием и в то же время слегка встревоженный Дан уселся перед экраном, предварительно сделав себе крепчайший кофе, к счастью, тот, кто комплектовал аварийный паек, на его любимый напиток не поскупился, кубиков прессованного мокко обнаружилась целая груда, и он щедро кинул в кружку сразу четыре.

Начать он решил с того большого поселения — если лагерь кочевников можно называть поселением, на которое они обратили внимание вчера, но когда на экране появилось окруженное забором скопление палаток, остановил просмотр и попытался прикинуть, чему именно следовало уделить особое внимание. Сами обитатели орды, так? Верховые животные, жилища…

— Вглядись в оружие, — подсказал Маран. — Не столько в вид, сколько в материал.

— Думаешь, они еще могут быть в каменном веке? — удивился Дан. — Но даже гунны…

— Не знаю, ковали ли гунны себе мечи, но что до обработки металлов они сами дойти способны не были, абсолютно уверен. Впрочем, я имел в виду не каменный век, вряд ли меч можно вытесать из кремня, обсидиана, что там еще… Нет, бронза, энеолит на худой конец…

— Какой меч? — удивился Дан. — Я ничего похожего не видел.

— У нескольких вчерашних драчунов были мечи или что-то вроде в ножнах. Конечно, я мог ошибиться… Допустим, это не ножны, а колчаны… Словом, сядь и разберись.

Дан задумался. Черт побери! Конечно, железный век начался за тысячи полторы лет до появления гуннов, первооткрывателями в этом деле числились как будто аж хетты или, по другой версии, их соседи, халибы, что ли… Но, кажется, американские индейцы не знали железа чуть ли не до Колумба. Так? Или он что-то путает? Непонятно вообще, как человек додумался до такой штуки, как плавка руды, совершенно непредставимо, вообразить, как изобрели, например, колесо, еще можно, заметили, наверно, что перекатывать упавшее дерево куда проще, чем волочить, ну или нечто в этом роде, но доменная печь… Правда, медь встречается в самородках, а изобрести ковку, наверно, проще, чем плавку. Хотя и это… Нет, по чести говоря, было бы совсем неудивительно, если б кто-то так и остался в каменном веке… Ладно, к делу! Он всмотрелся в картинку и действительно обнаружил у некоторых из попавших в кадр мужчин висевшие на поясе предметы, похожие по форме на мечи, принялся манипулировать изображением, пытаясь максимально их увеличить, но, к его вящему разочарованию, кочевники берегли свое оружие. Или свои бока? В любом случае, они держали мечи в ножнах, длинных кожаных чехлах, подвешенных к поясу с помощью круглой петли, кожей были обмотаны и рукоятки, торчавшие из этих чехлов. Подумав, Дан переключился на котлы, в которых готовили пищу, закопченные, почти совсем черные снаружи, внутри они были все же относительно чистые, и повертев кадр перед глазами, он удостоверился, что сосуды глиняные. Так-так… Еще раз оглядев мужчин, он обнаружил два или три лука, висевших за спиной у воинов или охотников, кто знает, а затем нашел и колчаны со стрелами, однако наконечников видно не было. Он вспомнил про копья. В кадре не оказалось ни одного, и он хотел уже прокрутить запись дальше, до стычки в поле, но тут на глаза ему попалась женщина, разделывавшая кусок туши какого-то большого животного на плоском камне неподалеку от очага. Он прямо-таки ринулся на нож, которым она довольно ловко орудовала, вывел его на экран крупным планом и понял, что тот, несомненно, железный. На всякий случай, он остановил запись и воззвал к Марану:

— Глянь-ка! По-моему, это не бронза. И совсем уж не медь.

Маран повернулся к экрану и некоторое время смотрел на нож, потом кивнул в знак согласия.

— Продолжай, — сказал он, снова утыкаясь в разложенные кругом детали.

Поразмыслив, Дан принялся изучать одежду туземцев. Он не сомневался, что большей частью она окажется кожаной, ведь главным достоянием кочевых племен должны быть стада, одновременно транспорт, пища и материал для одежды и обуви. Однако из кожи были сшиты, в основном, балахоны и короткие, до колен, штаны мужчин, а на женские наряды определенно пошла какая-то ткань, грубая, похожая на мешковину, но разных, иногда довольно ярких цветов, ограничивавшихся, правда, оттенками красного и синего, изредка желтого. Наверно, выбор красителей у них невелик, подумал Дан, скорее всего, это какие-то виды растений. Что еще? Приглядевшись, он понял, что голени наездников тоже обмотаны тканью, заправленной внизу в нечто типа примитивных мокасин, а саму матерчатую оболочку придерживают веревки, накрученные в несколько рядов и завязанные у лодыжек. Так… Он снова задумался. Можно ли сделать вывод, что ремесленники, бесспорно, имеющие место быть, относятся к какому-то оседлому народу, у которого кочевники покупают или, допустим, выменивают на мясо и шкуры всякие изделия? Или они сами изобрели ткацкий станок и доменную печь? Обращаться к земному опыту бессмысленно, никто не имеет никакого понятия о тех доисторических временах, когда земледелия и, следовательно, стимула оставаться на одном месте, еще не существовало. Или имеет? Неважно, сам он, по крайней мере, ничего о той эпохе не знает, потому бесполезно ломать голову, пытаясь заниматься экстраполяциями, надо просто искать. Он прокрутил запись до того места, где была запечатлена центральная часть становища, и принялся ее изучать.

Три последующих дня прошли в том же ритме, Маран и Эвальд корпели над блоком с утра до вечера, отрываясь от работы только, чтобы, обычно по очереди, немного размяться, походив по травке в окрестностях астролета. Дан же гонял запись взад-вперед, пытаясь выжать из нее все, что возможно, особенно его интересовал «цирк шапито», резиденция правителя, надо полагать, местного Аттилы или Чингиз-хана, однако в окрестностях большого шатра да и во всей отгороженной зоне никого, хоть чем-то отличавшегося от остальных обитателей орды, видно не было, а проникнуть внутрь или дождаться, пока конфигурация изменится… Увы! Без зондов, простого и эффективного инструмента, позволявшего проводить наблюдения в динамике и почти везде, во всяком случае, на любом открытом месте, он чувствовал себя, как без рук. Или как привыкший к столовым приборам человек, перед которым поставили тарелку супа и предложили съесть его без ложки. Но делать было нечего, и он придирчиво рассматривал кадр за кадром, надиктовывая параллельно впечатления от увиденного. Добытые сведения… или саму их добычу?.. следовало как-то упорядочить, поразмыслив, он вспомнил первую свою встречу с шефом, прилетевшим на базу, дабы вникнуть в подробности их с Никой торенских похождений и ошарашившего его неожиданным вопросом о том, что едят бакны, и начал свои заметки с рациона кочевников. Ели те кроме мяса, кстати, все, как один, вареного, очевидно, по опыту зная то, что Дану сообщил анализатор, какие-то крупные клубни дикорастущего, надо думать, растения или растений, а еще доили своих «лошадей», правда, молока в естественном виде как будто не пили, а створаживали его или давали прокиснуть. Далее. Одежда их, которую он исследовал уже при первом просмотре, была из кожи либо ткани, однако ткацкого станка Дан, несмотря на все старания, не обнаружил, впрочем, вряд ли таковые держали бы вне помещений. Украшения сводились к минимуму — примитивные бусы из сушеных ягод, корявые рисунки на щитах, нередко попадались и похожие на жестяные бляхи с выбитым на них орнаментом, которые мужчины цепляли на свои кожаные рубахи наподобие нагрудных знаков. Вот и все местное «искусство». Да, еще горшки, раскрашенные желтой или синей краской глиняные горшки с грубо намалеванными на них фигурками. Почти все мужчины носили оружие — луки со стрелами, копья, боевые топоры и мечи, последних было мало, у каждого десятого, скажем, то ли они появились недавно, то ли не хватало железа. Наконечники у стрел и копий, равно как и мечи, были железные, правда, моментами Дан в этом все же сомневался, как-никак он судил лишь по внешнему виду, специалист, конечно, разобрался бы лучше, он себя таковым не считал… вот так всегда! Что они из металла, он был убежден, но какого? По идее, это могла быть все-таки бронза. Правда, во времена гуннов… Но земные гунны сосуществовали с римлянами… Да, неблагодарная штука экстраполяция! Дан вспомнил лахинов, античных, можно сказать, воинов, несокрушимую сталь которых на Земле не могли воспроизвести по сей день… Что еще? Занятия. Главным занятием здешних кочевников, не считая, разумеется, скотоводства и, скорее всего, охоты, была война. Досконально изучив запись, Дан насчитал несколько десятков мелких стычек с применением всего возможного оружия и неизбежными изуродованными трупами, большого сражения, правда, не оказалось, но это ни о чем не говорило, скорее всего, местная война из подобных мелких стычек и состояла, перманентная война, без начала и без конца, с переменным успехом, и непонятно даже, кого с кем, все воины, на взгляд Дана, во всяком случае, были одинаковы или, по крайней мере, весьма схожи. Кажется, они отличались по рисункам на щитах, те были довольно разнообразны, но на данный момент классификации не поддавались. Из-за чего воевали? Из-за пастбищ? В степи, занимавшей целый континент, по площади почти равный Евразии и Северной Америке, вместе взятым, и отнюдь не перенаселенной? Впрочем, как раз об этой стороне дела судить было трудно, к оценке ее он, несомненно, подходил со своей меркой, с позиций горожанина, прожившего всю жизнь в мире оседлости и никогда не видевшего, пусть и на других планетах, кочевых племен. Нормальному человеку достаточно сотни квадратных метров, земледельцу, конечно, нужно больше, но ровно столько, сколько он в состоянии вспахать и засеять. А тут… Нет, судить о том, сколько квадратных километров или десятков их, либо даже сотен, необходимо для того, чтобы с них кормилось стадо в тысячу, скажем, голов, он был определенно не в состоянии. Так что, может, именно из-за пастбищ они и сражались. А почему не меняли образ жизни, не переходили к земледелию, как случилось с человеком на прочих планетах, которые он населял?

— Может, здесь нет растений, которые стоило бы возделывать, — предположил Маран, когда Дан поделился с ним своими сомнениями.

— Но есть же клубни, которые они едят, — возразил Дан.

— Картофель, так сказать? Но злаков вроде нет.

— Да, как будто. Но, не имея полей, они могли бы завести хотя бы огороды.

— Наверно, этого мало, чтобы прокормиться.

— Ну а плюс скот?

— Для оседлого скотоводства, скорее всего, тоже нужен дополнительный корм, одной травы недостаточно… Впрочем, не знаю. Сами мы вряд ли с этим разберемся, да еще так, с наскоку, тут надо копать глубже.

— Ну ладно, а развалины? — спросил Дан. — Откуда развалины, если тут никогда не было оседлых народов?

Вопрос был риторический, Маран только пожал плечами и задал встречный:

— А ты обратил внимание на то, сколько здесь бегает малышни?

На этот раз пожал плечами Дан:

— Это типично для всех первобытных народов. И не только первобытных. Еще два-три века назад на Земле в каждой семье рождалось по десятку детей.

Маран лишь хмыкнул, но позднее, когда ворочаясь на неудобном диванчике, Дан услышал храп Эвальда, молодой человек засыпал, едва коснувшись головой подушки, то бишь сложенного одеяла, и тихо спросил:

— О чем ты думаешь? — Маран, которому был адресован его вопрос, отозвался почти сразу:

— О корнях гуманизма.

— А конкретно?

— О том, что уровень гуманистических устремлений человечества прямо пропорционален качеству противозачаточных средств.

— Как-как?

— А так, что чем меньше у человека детей, тем менее он склонен посылать их на войну. Если б в средние века у дворян было по одному сыну, эти парни наследовали бы отцовские поместья и занимались бы их благоустройством, иными словами, мирным трудом. Но когда во дворе замка болтается еще пять-шесть дюжих ребят, которых некуда приткнуть, их посылают на феодальную войну или в крестовый поход, авось добудут себе там состояние или землю, а коли погибнут, не беда, не придется ломать голову над тем, как не дать ни одному из них прирезать старшего брата, чтобы стать наследником. Собственно говоря, я никаких Америк не открываю, до историков, по-моему, все это дошло давно, но лишь теоретически, не столь наглядно.

— Ты противоречишь самому себе, — заметил Дан. — Ты ведь говорил, что деторождение в Бакнии никогда не было чрезмерным. Но в то же время бакны всегда были воинственным народом. Твои слова.

— Верно, — согласился Маран. — Именно на этом противоречии я и споткнулся в своих рассуждениях. И пытался его разрешить.

— Ну и?

— Наверно, дело в ресурсах. Дефицит естественных ресурсов в Бакнии всегда был настолько велик, что даже при умеренном приросте их не хватало. Ладно, давай спать.

Следущий день, в отличие от предыдуших, пасмурных и нежарких, выдался ясный, и Дан решил пойти поохотиться, правда, нужды в том особой не было, мяса еще оставалось довольно, на ближайшие три-четыре дня уж точно, только вот занятия он себе найти не мог, поскольку запись уже выучил почти наизусть и убедился, что больше из нее ничего не выжать. Он вознамерился даже предложить помощь доморощенным электронщикам, но, к счастью, поглядев на их работу, вовремя понял, что неизвестно, выйдет ли из его участия больше пользы, нежели вреда. Подумал еще, что кто тут пригодился бы, так это Патрик, уважение к профессионализму которого у Дана заметно возросло, когда тот сумел за каких-нибудь три-четыре часа запустить компьютер глеллов и вытащить из него нужную информацию, наверняка в бытность программистом хлеб свой он даром не ел, и удивительно даже, что сменил специальность… впрочем, и сам он, Дан, был астрофизиком не из последних, и, наверно, Патрика в Разведку понес тот же черт, что и его… Он высунулся в люк, подумал и снял уже надетую было куртку. Близилась осень — если, конечно, компьютер не ошибся в вычислениях, и, по идее, должно было постепенно холодать, но сегодня день выдался совершенно летний, даже жарковатый, так что, немного побродив, он закатал рукава и расстегнул ворот. Вначале он намеревался идти вниз, в сторону равнины, но потом передумал, выше холмы грудились теснее и казались не столь однообразными, на дальних склонах виднелись даже деревья, больше похожие на букеты, пучки расходившихся в стороны веток с отдельными маленькими кронами росли словно прямо из земли. Он не стал сразу взбираться по склону, а пошел по маленькой долинке между двумя холмами, думая, что здешняя тишина не похожа на земную, та наполнена пением цикад, жужжанием мух и пчел, писком комаров и множеством иных схожих звуков, а тут насекомых совершенно не слышно, да и не видно тоже. Что за шорох? Он резко повернулся. На покатом склоне соседнего холма выделялось небольшое сине-зеленое пятно. Он стоял неподвижно, вглядываясь. Пятно шевельнулось и вдруг взлетело в воздух. Птица. Первая, которую он здесь видел. Он сунул руку в карман и понял, что забыл переложить станнер из куртки в брюки. Охотничек! Птица тем временем опустилась обратно в траву… нет, не опустилась, упала, попробовала взлететь снова и опять упала, кажется, у нее было сломано крыло, висевшее под неестественно острым углом. Дан подумал, что ее можно поймать, и стал медленно придвигаться поближе. Увлекся и перестал смотреть по сторонам. Позднее он думал, что любой незнакомый предмет только насторожил бы его, именно птица оказалась тем, что не вызвало у него никаких подозрений, и он благополучно угодил в расставленную ловушку. Как последний идиот! Он так и не заметил никого и ничего, услышал только свист веревки, и, пока поворачивался, петля затянулась на его шее, и он потерял сознание.