Вторая любовь
Шрифт:
— Иди одна, — мрачно ответил внук. — Я не хочу иметь ничего общего с этим ребенком.
Эти слова, словно клинок, вонзились в сердце Элизабет-Энн. Она не могла поверить в такую реакцию Генри. События не смели развиваться таким образом. Предполагалось, что между отцами и их маленькими дочурками должны быть совсем другие отношения.
Доктор слышал обмен репликами.
— Не волнуйтесь, — мягко сказал он Элизабет-Энн. — Он убит горем. Подождем, увидим. Молодой человек очень быстро придет в себя.
Несколько дней спустя,
— Генри, — сказала она, — уже пора забирать дочку из больницы.
Он уставился на нее.
— Нет у меня дочери! — выпалил Генри и отправился заливать горе выпивкой.
Элизабет-Энн отнесла его вспышку на счет шока от похорон жены. «Пройдет немного времени, и он придет в себя», — думала она.
А пока миссис Хейл попросила своего шофера Макса отвезти ее в больницу и сама забрала крошку. Подержав Дороти-Энн на руках и вглядевшись в ее точеные черты, гладкую розовую кожу, золотистые волосы и аквамариновые глаза, она объявила ее подлинной Хейл и отвезла в огромное имение Генри в Территауне, штат Нью-Йорк, с его особняком в сорок комнат, выстроенным в колониальном стиле, возвышавшимся посреди пятидесяти акров отлично ухоженной земли. Там она отдала девочку английской няне, которую лично выбрала и наняла.
— А теперь хорошенько заботьтесь о ней, — предупредила Элизабет-Энн.
Няня, в профиль удивительным образом напоминавшая карту Африки, взяла ребенка на руки и улыбнулась:
— Не беспокойтесь, мадам. Я не собираюсь выпускать эту девчурку из вида.
Несколько дней спустя Элизабет-Энн снова приказала Максу отвезти ее в Территаун. Она подгадала свой визит к деловой поездке Генри.
Покатав коляску по обширному парку, они с няней пили чай на террасе, смотрящей на Гудзон.
— Вы отлично справляетесь, — заметила Элизабет-Энн.
— Благодарю вас, мадам, но с таким милым ребенком это легко. Она похожа на сказочное создание, правда?
— Да, это так, — согласилась прабабушка. Она поставила чашку и поймала взгляд няни. — Мне кажется, я с самого начала дала вам ясно понять, кто вам платит?
— О, да, мадам, это вы.
— И вы также помните, о чем мы договаривались, когда я нанимала вас?
Няня оглянулась, проверяя, не слышат ли их слуги.
— Да, мадам. Что я ничего не стану скрывать от вас из того, что касается малышки.
— Верно. — Элизабет-Энн сложила руки на коленях. — Тогда, может быть, вы расскажете мне, как с ней обращается ее отец?
Няня подумала и заговорила, тщательно подбирая слова.
— Что ж… Он не обращается с ней плохо, если вас это волнует.
— Ах так? — Элизабет-Энн подняла брови. — Тогда что же он делает?
Няня вздохнула.
— Дело именно в этом, мадам. Ничего! Мистер Хейл ни разу не зашел в детскую, чтобы взглянуть
Элизабет-Энн кивнула. Этого-то она и боялась.
— И еще…
— Да, няня?
— Он специально распорядился, чтобы я держала ее подальше от него.
От жестокости внука Элизабет-Энн захотелось плакать. И все же она не из тех, кто демонстрирует свои чувства прислуге. Поблагодарив няню за то, что та была так предупредительна, миссис Хейл мягко перевела разговор на другое, указав англичанке на ярко-красный хохолок кардинала, когда тот уселся на ветку стоящего неподалеку дерева.
Но ее очень волновало то, что Генри обвиняет Дороти-Энн в смерти своей жены.
По дороге домой она думала, что этот этап пройдет. Генри все еще страдает. Он выберется из этого. Ради всего святого, он же отец Дороти-Энн!
В течение следующих пяти лет Дороти-Энн ни в чем не нуждалась. Она жила как принцесса, наследница империи Хейл, и ее растили со всей мыслимой роскошью. Элизабет-Энн регулярно навещала ее, и с самого начала между ними установились особые отношения. Дороти-Энн не могла дождаться приезда прабабушки и очаровывала всех своим «пвабабуфка».
Ее окружало множество слуг: от повара и горничных до садовников и шофера. Малышка пленила всех. Они боролись за ее внимание и бессовестно баловали ее, но единственный человек, чьей любви она на самом деле жаждала — ее отец — по-прежнему избегал ее.
Генри оставался посторонним, загадочным человеком, живущим с ней под одной крышей, но его дороги редко пересекались с ее собственной. Несколько раз это все же случалось, но он холодно отталкивал девочку и приказывал прислуге убрать ее с глаз долой.
Таким образом, благодаря своему отцу, Дороти-Энн прочно усвоила правило, что детей не должно быть видно и слышно. Поэтому понятно, что это только укрепляло дружбу между нею и «пвабабуфкой».
Потом наступил пятый день рождения Дороти-Энн. Дождь лил как из ведра и свирепствовала гроза, когда они с няней садились в длинный черный лимузин, чтобы отправиться вниз по реке в Манхэттен, эту величественную волшебную страну, выглядевшую как сказочный замок с его многочисленными башнями.
Но праздник превратился в трагедию.
Элизабет-Энн, понимая, что Генри не может бесконечно отталкивать Дороти-Энн, взяла дело в свои руки. В его расписании на день значился ленч, и Генри пребывал в ошибочной уверенности, что это деловая встреча, а не празднование дня рождения его дочери. Он обнаружил это только тогда, когда Элизабет-Энн пригласила его в свой кабинет.
Прежде чем Генри смог что-то сказать, Элизабет-Энн попросила няню и Дороти-Энн подождать за дверью в приемной. Но это не принесло большой пользы. Они слышали, как бабушка с внуком орут друг на друга, даже сквозь закрытые двери.