Вторая любовь
Шрифт:
Говорит, как настоящий мужчина. Ей пришлось сделать усилие, чтобы сдержать слезы.
— И со мной все будет в порядке, — негромко сказала Лиз. — И неважно, что будет дальше.
Дороти-Энн с благодарностью взглянула на нее. Какие они храбрые, моя троица маленьких Кентвеллов!
И тут в дверь просунулась голова медсестры. Уроженка Ямайки с большой грудью была неумолима.
— Пять минут уже кончились. Давайте, ребята. Вы ее утомите.
Вдруг Дороти-Энн ощутила себя выжатой как лимон. Медсестра права. Посещение
— Вы слышали, что сказал босс, — прошептала она. — Идите.
Фред задержался, пока няня выводила остальных в коридор.
— А как ты, мама? — спросил он. — С тобой все будет хорошо?
Дороти-Энн выдавила улыбку.
— Не волнуйся, солнышко. Беги. Со мной все хорошо.
Но мне совсем даже не хорошо.
И, может быть, уже никогда не будет.
Венеция вернулась в больницу сразу после полудня. Она ворвалась в палату и резко остановилась, наклонив голову, чтобы лучше дать рассмотреть разноцветные пряди своих волос с нанизанными на них деревянными колечками.
— Официальные цветочные композиции, серебряные шарики и плюшевые мишки? — она издала горловой смешок и округлила глаза. — Девочка моя! Когда же у этих деятелей появится хоть какой-нибудь вкус?
Автоматизированная кровать Дороти-Энн позволяла ей сидеть, и та потягивала ледяную воду из большого бумажного стаканчика. Она с надеждой взглянула на Венецию.
— Мне жаль разочаровывать тебя, детка, но все еще никаких известий, — негромко сказала та.
Дороти-Энн поставила стаканчик на больничный высокий столик на колесиках.
— Это длится уже два дня, — спокойно заметила она.
Венеция кивнула.
— Буран еще не прекратился.
— Черт. — Дороти-Энн откинулась на подушки и вздохнула.
Венеция сняла очки и убрала их в свою шоколадную замшевую сумку, которую носила на плече. Затем сняла ее и позволила упасть на пол.
— Хорошая новость состоит в том, — заговорила она, — что буря идет на убыль. Поисковые группы собраны и ждут сигнала. Они смогут отправиться в путь завтра утром.
— Слава Богу.
Венеция выскользнула из своего черного замшевого пыльника, бросила его на спинку кресла и уселась, подкатив кресло поближе к кровати.
Она надела коричневые кожаные брюки и ковбойские сапоги шоколадного цвета с черными запутанными кругами, настроченными на кожу, свитер цвета кофе-эспрессо, изломанное ожерелье от Армани из оплавленной камеди и бронзы и подходящие к нему серьги.
— Итак, детка, не считая того, что ты сходишь с ума от беспокойства о Фредди и чувствуешь себя дерьмово, как твои дела на самом деле?
— Я все еще ощущаю слабость, — призналась Дороти-Энн. — Я не знаю, что они со мной делали, но чувствую себя так, словно меня вывернули наизнанку.
Венеция вздрогнула.
— Тебе больно? Очень?
— Не слишком. Я сама могу регулировать прием болеутоляющих. Хочешь посмотреть? — Той рукой, к которой была подсоединена капельница, Дороти-Энн держала кнопку, позволявшую ей делать себе внутривенные инъекции в случае необходимости.
— Что они тебе дают?
— Демерол.
— Лапочка, да ты хоть понимаешь, как тебе повезло? Нет, не понимаешь. Поверь мне, если об этом узнает хоть кто-нибудь, к тебе выстроится очередь наркоманов.
— Что ж, я с радостью уступлю им свое место. Не могу дождаться, когда выберусь отсюда. — Дороти-Энн сжала губы. — Скоро должен зайти хирург. Сестра сказала, что он хочет поговорить со мной.
Венеция постаралась сохранить на лице нейтральное выражение. Она гадала, как много уже смогла понять Дороти-Энн. Но та явно не осознает подлинный размах постигшего ее несчастья, в этом негритянка была уверена.
Она решила перевести разговор на более безопасную тему.
— Я подумала, что тебе захочется прочесть о приеме в честь открытия и узнать мнение прессы об отеле. Я принесла тебе кое-какие вырезки. — Венеция наклонилась, подняла с пола свою сумку, достала плотный пакет и бросила его на кровать. — И еще я принесла тебе модные журналы. — На свет появились свежие выпуски «Вог» и «Базар». — И на тот случай, если местная еда тебе не по вкусу — voil`a [6] !
6
Вот! (фр.).
В пластиковой вакуумной упаковке уместилось многообразие кондитерских изделий — кусочки тортов, «наполеон», клюквенный хлеб и маленький пирог с киви.
— Венеция! Если я все это съем, то прибавлю десять фунтов [7] !
— Ладно, попробуй. Тебе нужно поддерживать силы. Ой, чуть не забыла. Я принесла еще гостиничные вилки.
Каждая из них оказалась завернутой в хорошо накрахмаленную льняную салфетку.
Дороти-Энн рассмеялась.
— Наконец-то я узнала, что ты таскаешь в этих своих сумках через плечо.
7
1 фунт = 454 г.
— Ага! Набор для выживания. — Венеция вдруг смутилась. — Ох, черт! Прости меня, детка. Я выбрала не то слово.
— Да ладно. Что бы там ни было, я съем этот пирог. Но только в том случае, если и ты что-нибудь попробуешь.
— Хорошо, может быть, только самый маленький кусочек. — Длинные пальцы Венеции с красными ногтями помедлили, потом нырнули в коробку, отщипнули маленький кусочек клюквенного хлеба. Она взяла всего лишь крошку. — Гмм, неплохо.
Дороти-Энн отломила вилкой кусочек пирога.
— Вкусно, — заметила она. — Кстати, дети приходили ко мне.
— Я их видела. Няня Флорри выглядела словно наседка. — Венеция помолчала и вопросительно взглянула на подругу. — Что тебе пришлось им сказать?
— Правду.
— И как они это восприняли? — Венеция ковырнула еще кусочек.
— Они напуганы, но держатся молодцом.
Негритянка кивнула.
— У вас хорошие ребята.
В открытую дверь легонько постучали. Дороти-Энн подняла глаза, а Венеция развернулась в своем кресле.