Вторая любовь
Шрифт:
Одевшись, оно метнулось из комнаты, с высоко поднятой головой, бросило ему воздушный поцелуй и так шарахнуло дверью, что фотография любимой лошади Джимми «Воскресной тишины», окантованная рамкой, сорвалась со стены и разбилась.
Вилински уронил голову на руки и закрыл глаза. О, неуважение. Бесчестие. Стыд.
Его самоуважению нанесли серьезный удар. И не в последнюю очередь тем, что «ее» член оказался больше его собственного.
А пока надо позвонить своим букмекерам, чтобы отвлечься. Это ему просто
Первым делом Вилински позвонил своему старому другу Джоэлу, который вел дела в задней комнате облезлого бара на Десятой улице. Последнее время с букмекерством ему не везло.
— Приветик, Джимми! — Джоэл приветствовал его с подлинным энтузиазмом. — Давненько не виделись. Ну как оно, ничего?
Это был самый теплый прием, который встретил Вилински после того, как ему закрыли кредит.
— Отлично, — заявил Джимми. — Как твой бизнес?
— Помаленьку. — Джоэл рассмеялся. — Мне так не хватает твоих ставок.
Джимми навострил уши.
— Это точно? — спросил он.
— Ага. Послушай, приятель. Когда захочешь получить кредит, тут же получишь. За мной не заржавеет.
— Шикарно. Ты скоро обо мне услышишь, Джоэл.
Когда Джимми повесил трубку, голова у него шла кругом. Неужели чудеса никогда не кончатся?
«Черт! — подумал он. — Я спекся!»
«Когда это было? Шесть, восемь недель назад? Что-то около того», — решил Джимми, пробираясь по Центральному вокзалу.
И все, что от него потребовали, это записать имя, которое ему сообщили, запечатать записку в конверт и отдать его матери некоего итальянца по имени Кармин. Получить в ответ счет в оффшорном банке и передать его тому парню, что звонил.
Достаточно верное дело. Два дня спустя он получил по почте свое долговое обязательство, порванное на две части.
Ой-ой! Получить кое-что практически в обмен на ничто! Единственное, чего ему хотелось, так это чтобы парень поторопился и давал ему побольше работы. Разобраться бы со старыми долгами, раз он уже имеет новые, делая ставки в футбольных матчах.
Проходя мимо газетного киоска, Джимми купил сразу и «Пост» и «Дейли ньюс».
Обычно он читал только страницы, посвященные спорту. Даже гигантские заголовки никогда не привлекали его внимания. Но этот его чем-то привлек. И это была судьба…
Что это так бросилось ему в глаза?
Нахмурившись, он уставился на трагические огромные буквы:
САМОЛЕТ МИЛЛИАРДЕРА ВСЕ ЕЩЕ СЧИТАЕТСЯ ПРОПАВШИМ БЕЗ ВЕСТИ
ПОПЫТКАМ РОЗЫСКА И СПАСЕНИЯ МЕШАЕТ БУРАН
Зернистая фотография мужчины сопровождала заголовок.
Джимми покосился на фотографию, но она ни о чем
Джимми шумно выдохнул. По коже побежали мурашки.
— Черт побери! — прошептал он.
Не торопясь, Вилински внимательно изучил фотографию. Отодвинул газету на расстояние вытянутой руки, потом поднес под самый нос, прямо к глазам, потом снова отвел руку.
Он изучал фотографию мужика и ощущал странное чувство родства. Тот самый парень, чью фамилию Джимми передал тогда Кармину. Этот Кентвелл пропал без вести и считается погибшим.
— Ну, разве не совпадение, — пробормотал он себе под нос.
Только вот Джимми Вилински не верил в совпадения. Что-то такое происходит… Это точно. Что-то… тухлое. Ага. И если хорошенько подумать, что-то на самом деле тухлое.
Конечно, он не ученый-физик. Ну и что? Джимми все равно не дурак.
«В следующий раз, как только мне позвонит мистер Бархатный голос, — решил Джимми, — я все выскажу. Заявлю ему, что не нанимался в убийцы, даже если они и будут рвать мои расписки каждый раз!»
8
Жизнь как будто остановилась. Летаргическое, медлительное передвижение улитки, когда секунды превращаются в тягучие минуты, а минуты — в бесконечность.
Сама реальность, казалось, изменилась даже на ощупь. Воздух, окружающий Дороти-Энн, словно уплотнился и отяжелел, затягивая ее, будто трясина, в похожее на патоку безвременье, а перед глазами повисла крупнозернистая дымка, лишая все вокруг ясности очертаний, контрастности и цвета, как-будто ее глаза заменили расфокусированными 16-миллиметровыми линзами плохого качества.
Она почувствовала себя оцепеневшей и потрясенной. Оглушенная ударом, разбитая, измочаленная, Избитая, наконец получившая нокаут из-за еще одного апперкота. То, что она осталась сидеть, было исключительно заслугой больничной кровати, принуждавшей ее оставаться в таком положении, когда доктор Берт Чолфин, главный хирург, объяснил ей, в отлично отрепетированной, мягкой, рассчитанной на пациентов манере, почему, несмотря на то, что он только что рассказал ей, Дороти-Энн все равно остается очень везучей женщиной.
Тот, кто говорит, что неприятности всегда подчиняются принципу «Бог любит троицу», неправ. Беды никогда не наваливаются втроем. Их четыре. Фредди пропал… Я потеряла ребенка… Мне сказали, что мне удалили раковую опухоль…
И, словно всего этого оказалось недостаточно, на нее обрушилось еще одно кошмарное известие.
Ей удалили все репродуктивные органы.
Все!
Меня стерилизовали.
Мысль взорвалась у нее в мозгу наподобие артиллерийского снаряда.