Вторая любовь
Шрифт:
Но Глория и думать забыла о порядке, по прямой рванув к рядам меховых шуб и к своей цели, первой плоской бутылке «Смирновской». Дрожащими пальцами она отвинтила крышку и подняла бутылку в ироническом тосте:
— Твое здоровье, Алтея, старая ты сука! — бормотнула младшая миссис Уинслоу, поднесла фляжку к губам, закинула голову и осушила треть от нее одним длинным глотком.
Водка обожгла пищевод и взорвалась в желудке. Лицо Глории скривилось от отвращения, и она чуть было не зажала рот рукой. Непроизвольные спазмы сотрясли ее тело, женщина согнулась пополам, крепко обхватив себя руками. Потом тошнотворное, неприятное ощущение прошло.
Все ее заботы испарились.
Вдруг все в мире встало на свои места.
«А-ах! — Глория со стуком поставила бутылку и просияла улыбкой. — Вот так. Так-то намного лучше, верно? Чертовски верно!»
Теперь Глория была готова без проблем встретиться с Алтеей. Черт, да она может пережить ядерный взрыв и не испытать никакой боли.
Расстегивая блузку, Глория поймала свое отражение в одном из шестифутовых высоких зеркал. Все еще перебирая пальцами крошечные золотые пуговицы, она вдруг поняла, что идет к зеркалу.
Молодая женщина выбралась из блузки, бросила ее на ковер. Следом отправился бюстгальтер.
Она рассматривала свое тело, одетое только в трусики.
«Совсем даже неплохо для тридцатипятилетней, — решила Глория, наслаждаясь своим видом. — Нет, отнюдь неплохо…»
Глория Уинслоу обладала длинным, тонкокостным телом модели. Полноте пришлось отступить. Ни одной унции лишнего жира на гибких бедрах или на крохотной, но хорошей формы груди. Живот оставался поджарым, а ягодицы упругими.
Женщина наклонилась поближе, чтобы рассмотреть лицо. Она была удивительно красива, с блестящими до плеч волосами цвета серебристой норки и глазами, в точности повторяющими оттенок цейлонского сапфира. Кожа все еще оставалась упругой, без единой видимой «гусиной лапки».
Вот в таких мелочах и вся разница.
Глория кивнула самой себе. Повернула голову то в одну сторону, то в другую и громко произнесла:
— Эй, красавица!
К несчастью, Глория заметила и то, что ей следует начать лучше о себе заботиться. Ее глаза стали казаться немного более припухлыми от выпивки. Но «Визин» избавит ее от красных прожилок на белках, а десять часов непрерывного сна — от мешков под глазами.
В общем и целом, Глория понимала, что ее внешность все еще заставляет людей оборачиваться. А пока на нее смотрят, ей еще далеко до того, как она начнет спускаться с холма.
Ага. Она не просто хорошо выглядит, она чертовски хорошо выглядит. И если глаза мужчин могут служить индикатором, то противоположный пол находит ее в высшей мере привлекательной, даже если Хант так не считает.
Ублюдок.
Одеваясь, Глория думала о нем. Хантингтон Неверленд Уинслоу-третий. Мистер Харизма. Мистер Дерьмо. Свежеиспеченная звезда на политическом небосводе, если верить средствам массовой информации.
Как же его любит публика.
И, о Господи, какое же отвращение он вызывает у собственной жены! Она устала, ее тошнит от того, что ей приходится играть роль любящей супруги, от его доброго отношения. От того, что он пытается сбагрить ее в какое-нибудь реабилитационное заведение для алкоголиков. От того, что муж ходил в Аланон и пытался записать ее в общество анонимных алкоголиков. Ей так хотелось покончить с этим браком, что она ощущала вкус этого желания.
Печально
Младшая миссис Уинслоу попыталась отогнать воспоминания, но ее уже относило на два года назад, в светскую гостиную Алтеи, выполненную во французском стиле, в особняке из серого камня на вершине Ноб-Хилла… К тому дню, когда она узнала, что ее брак — это нечто большее, чем просто золоченая клетка…
— Миссис Алтея ждет вас, мадам, — объявил дворецкий И распахнул дверь в гостиную.
— Спасибо, Колин, — поблагодарила Глория и вошла.
Ничем не смягченный солнечный свет, отражаясь в бухте Сан-Франциско, с удвоенной силой лился сквозь высокие окна, смотрящие на север, словно желая сделать богато отделанную панелями комнату в высшей степени, почти по-скандинавски светлой. Сияла тонкая синева мастерски вырезанных панелей, а паркет казался сверкающим, покрытым льдом озером. В середине бросил якорь старинный ковер, подобный многоцветному острову, а прямо над ним сияла великолепная хрустальная люстра на тридцать лампочек, напоминая сталактит из чистого светлого льда.
Воплощение холодного совершенства, этот сдвоенный куб комнаты в двадцать футов высотой казался пугающим, грандиозным заповедником для вещей очень, очень тонкой работы и невероятно редких. Все: гобелены, позолоченные бронзовые настенные часы над мраморным камином, широкие и глубокие кресла с подушками в стиле Людовика XV руки Жоржа Жакоба, обтянутые бархатом цвета миндаля, позолоченные консоли с мраморной поверхностью, пара зеркал из Дьеппа в рамах из слоновой кости с затейливой резьбой, достойных самого Гаргантюа, инкрустированные амарантовым и атласным деревом столы и комоды работы Рьеснера [11] , бесценные творения Ренуара, Гогена и Ван-Гога. И все это было собрано для того, чтобы создать рамку, достойную Алтеи Магдалены Неверленд Уинслоу.
11
Жан-Анри Рьеснер (1734–1806), французский мастер-краснодеревщик немецкого происхождения, главный мастер стиля Людовика XVI.
Она казалась настолько на месте, восседая подобно императрице на канапе в стиле Людовика XV, лаская одной рукой Виолетту, своего любимого пекинесса, гордо возлежащую у нее на коленях. Две другие рыжеватые собаки той же породы, свернувшиеся клубочком на подушках по обе стороны от хозяйки, подняли свои плоские мордочки, презрительно понюхали воздух и снова опустили головы на лапы, проигнорировав Глорию как недостойную того, чтобы ее поприветствовали взмахами хвоста.
— Мое дорогое дитя, — мягко обратилась Алтея к невестке, с едва прикрытым сарказмом. — Я так рада, что ты смогла прийти. — Она замолчала и смерила Глорию немигающим, неприветливым взглядом. — Да еще так быстро.
Молодая женщина, повинуясь долгу, наклонилась и поцеловала подставленную щеку.
— Здравствуйте, мама.
Неприятный осмотр продолжался еще несколько мгновений, потом Алтея указала рукой на ближайшее кресло.
— Садись, дорогая моя.
Глория повиновалась. Нравилась ей свекровь или нет, но не восхищаться ею невозможно. Алтее уже, должно быть, за шестьдесят, но выглядит она не старше пятидесяти. В отличие от своей невестки старшая миссис Уинслоу никогда не была красивой.