Вторая мировая война. Ад на земле

Хейстингс Макс

Черчилль изо всех сил уговаривал президента США вступить в войну, однако до Пёрл-Харбора этого не случилось – и к счастью. Если бы даже Рузвельт взял верх в конгрессе и США объявили Германии войну (на что надежды, в общем-то, не было), народ не поддержал бы президента. Вплоть до декабря 1941 г. большинство населения выступало против вооруженного конфликта с Гитлером. Зато суровые меры против японцев одобряла гораздо большая доля населения: в частности, поддержали принятое в июле 1941 г. решение заморозить японские активы и ввести эмбарго на любой экспорт в Японию. Собственно, эти недружественные меры и побудили Токио напасть на США, поскольку 80 % нефтепродуктов страна получала из Штатов и из Голландской Ост-Индии. Эмбарго в США сочли вполне уместным, в отличие от все более масштабного участия кораблей США в Битве за Атлантику. Рузвельт расширял роль военно-морского флота в этом конфликте, конвои сопровождали британские суда все дальше через

Атлантический океан и порой вступали в перестрелку с подводными лодками.

Каковы бы ни были личные желания президента, конгресс сдерживал его наступательную политику до тех пор, пока Берлин и Токио все не решили сами. Историк Дэвид Кеннеди высказывал предположение, что Рузвельт лучше послужил бы интересам своей страны, если бы предотвратил войну с Японией и полностью сосредоточил усилия на уничтожении нацизма, главного врага демократии: «Незначительный компромисс (обычное дело для дипломатии) принес бы богатые плоды»¹⁸. А вот побив Гитлера, продолжает Кеннеди, удалось бы унять и амбиции японских милитаристов, причем ценой гораздо меньших материальных затрат и человеческих жертв: они бы сами сдались перед угрозой неодолимого натиска союзников. Но как бы Рузвельт убедил свой народ сражаться с Германией при отсутствии какой-либо провокации с той стороны? Гитлер избегал подавать Америке повод к войне.

И даже когда в декабре 1941 г. война была объявлена – и вплоть до конца этой войны, – в Штатах не отмечалось по отношению к немцам враждебности, сколько-нибудь напоминающей ненависть многих американцев к японцам. Тут сыграл роль не только расовый фактор, но и горячее сочувствие китайцам, которые уже пострадали и продолжали страдать под варварским игом японцев. И хотя большинство американцев сокрушалось и о тех бедствиях, которые причинял миру Гитлер, они бы не поддержали идею направить армию в Европу – более того, они бы решительно выступали против такой затеи, если бы Гитлер сам не вынудил Америку.

27 мая 1941 г., после падения Греции и Крита, 85 млн американцев приникли к радиоприемникам и выслушали речь Рузвельта о той угрозе, которую несет им всем очередное торжество нацистов. По словам одного историка, народ бы «напуган, разозлен и повержен в смятение»¹⁹. В завершение своей речи президент объявил чрезвычайное положение. Никто толком не знал, что это будет за чрезвычайное положение, ясно стало одно: война приближается вплотную, исполнительные власти облекаются дополнительными полномочиями. Во многих местах, особенно на юге страны, благодаря военным и военно-морским заказам начался экономический бум, однако профсоюзные войны все еще раздирали нацию: в глазах части промышленных рабочих государственные интересы Америки совпадали с интересами эксплуататоров, а им были чужды, как мы помним, подобные настроения царили и в некоторых слоях английского пролетариата. Например, шахты никто и не думал приводить в порядок, и только за 1940 г. в них погибло 1300 рабочих и многие покалечились. Страсти накалялись, забастовки переходили в драки: например, в 1941 г. во время стачки в округе Харлан (Кентукки) стычки привели к гибели четырех человек, а еще двенадцать были изувечены в драке.

Страна отказывалась принимать беженцев, даже жертв нацистского режима. В июне 1941 г. был запрещен въезд в США всем, у кого в Германии остались родственники. Изоляционисты гнули свою линию. Имелось влиятельное ирландское лобби, самым известным представителем которого стал отец Чарльз Кофлин – автор памфлетов, часто выступавший по радио. 19 мая 1941 г. Рузвельт писал одному из приверженцев Кофлина, конгрессмену от штата Монтана Джеймсу О’Коннору, ревностному изоляционисту: «Дорогой Джим! Когда же вы, ирландцы, избавитесь от ненависти к Англии? Помните: если Англия падет, Ирландия не устоит. Шансы Ирландии на полную независимость будут значительно выше, если уцелеет демократия, чем при гитлеризме. Загляните ко мне, и мы все это обсудим, и прошу вас отказаться от древних предрассудков и закоснелой ненависти и мыслить завтрашним днем. Искренне ваш»²⁰.

Сенатор от штата Айдахо Ворт Кларк, еще один изоляционист, в июле 1941 г. предложил провести посреди океана границу – пусть американцы остаются по свою сторону этого рубежа, спокойно охраняя собственную половину мира, включая Канаду и Южную Америку: «Мы бы назначали марионеточные правительства, которые блюли бы наши интересы, а не германские и не какой-либо другой нации». В странах оси высказывания сенатора радостно подхватили: вот оно, доказательство неугомонного империализма янки! Немецкая разведка предсказывала скорое вмешательство США в войну с большей уверенностью, чем это делали англичане и даже многие американцы. Еще 1938 г. рейхсминистр финансов Шверин фон Крозиг предвидел такой оборот дела: борьбу «не только оружием, но также экономическую, широчайшего масштаба». Фон Крозиг с тревогой сопоставлял экономическую слабость Германии и

почти неисчерпаемые ресурсы потенциальных противников. Гитлер предполагал, что к противникам Германии присоединится в 1942 г. и Америка. Он предпочитал не дразнить США раньше времени, однако его не смущала вероятность и этого конфликта, отчасти потому, что сам Гитлер почти ничего не смыслил в экономике. И учитывая отсутствие единого мнения в США, сомнения и уклончивость политиков, нужно сказать, союзникам повезло, что решение, вовлекшее США в войну, принималось в Токио, а не в Вашингтоне.

Роковой шаг военные лидеры Японии сделали в 1937 г., приступив к вторжению в Китай. Тем самым они навлекли на себя ненависть многих народов, а в итоге эта оккупация оказалась величайшей стратегической неудачей. Территория Китая чересчур велика, и все военные успехи японцев не приводили к сколько-нибудь осязаемым результатам. Японский солдат в отчаянии нацарапал на стене разбомбленного дома: «Сражение и смерть повсюду, и я тоже ранен. Китай безграничен, мы здесь – словно капли воды в океане. Война бессмысленна. Я никогда не увижу свой дом»²¹. Хотя в войне против коррумпированного режима генералиссимуса Чан Кайши и его плохо вооруженных армий японцы одерживали победу за победой, их потери были слишком велики: 185 000 погибших на конец 1941 г. Несмотря на тотальную мобилизацию (вплоть до 1945 г. в Китае пребывал миллион японских солдат), не удалось нанести окончательное поражение ни националистам, ни коммунистам под руководством Мао Цзэдуна. Фронт растянулся на 3500 км.

На Западе война с Японией обычно рассматривается в свете кампаний на Тихом океане и Юго-Восточной Азии. Однако именно действия японцев в Китае привели в итоге к окончательному их поражению. С 1937 по 1939 г. происходили крупные сражения, которых в Европе как бы и не замечали. По большей части японцы брали верх, но ценой тяжелых потерь. Если бы японцы ушли с материка в 1940 г. или хотя бы в 1941 г., это могло бы предотвратить войну против США, поскольку японская агрессия и возведенная в принцип жестокость по отношению к населению (60 000 мирных жителей вырезано только в Нанкине) породила в американском обществе ответную враждебность и даже ненависть. Более того, пусть даже китайские армии оказались бессильны отразить нашествие, Япония растратила в этом походе слишком много жизненно важных ресурсов. Проклятие токийского правительства заключалось в господстве в нем милитаристов, числивших самурайской доблестью войну ради самой войны. Опьяненные верой в свое мужество и превосходство, они просто не понимали трудности и даже безумия войны против Соединенных Штатов, величайшей индустриальной державы мира, к тому же недоступной для прямого нападения.

Из-за побед Японии в 1941–1942 гг. западные державы были склонны переоценивать силу ее армии. Их представления о возможностях японской армии были бы гораздо точнее, если бы на Западе знали о вооруженном столкновении, произошедшем несколько ранее, которые обе стороны предпочли скрыть. Летом 1939 г. постоянные стычки между японской и советской армией на границе, отделяющей Манчжурию от Монголии, переросли в полномасштабный конфликт, который на Западе именуют Номонганским инцидентом, а в СССР – боями на Халхин-Голе²². С самого начала ХХ в. влиятельные силы в Японии выступали за экспансию в Сибирь. После большевистской революции 1917 г. какое-то время японские войска находились в Сибири, и даже появилась надежда предъявить территориальные претензии, однако западные державы предпочли поддержать объединившийся и вернувший себе стабильность СССР, а потому японцы вынуждены были уйти из Сибири. В 1939 г. Токио вновь счел русских слабыми и уязвимыми и направил к границе армию, чтобы испытать силу их сопротивления.

Для Японии эта авантюра обернулась катастрофой. Георгий Жуков провел блестящую контратаку при мощной поддержке танков и самолетов и одержал убедительную победу. Полагаться на официальные данные о потерях не стоит, однако даже по приблизительным оценкам они составляли не менее 25 000 с каждой стороны. Мир был заключен в октябре на условиях, устраивавших Москву. Последствия этого столкновения повлияли на ход Второй мировой войны: Япония отказалась от прежней нацеленной на север стратегии, опасаясь вновь ввязываться в конфликт с Советским Союзом. В 1941 г. Токио подписал с Москвой договор о нейтралитете. В японском руководстве большинство выступало за соблюдение этого соглашения, поскольку колонии западных держав в Юго-Восточной Азии представлялись Японии более легкой добычей. Япония рассчитывала на полное завоевание Европы Германией, а сообщения военных атташе из Лондона и Стокгольма, предупреждавших, что Германии не под силу осуществить вторжение в Британию, начальство в Токио не принимало во внимание, поскольку эти трезвые советы расходились с их мнением. Немецкая экспансия в Европе послужила спусковым механизмом для японской экспансии в Азии: Токио никогда бы не решился ввязаться в войну, не считай он окончательную победу Гитлера в Европе неминуемой.