Вторая смена
Шрифт:
– Понимаете, мы с Анькой ездили туда, где она раньше жила. В квартиру ее мамы. И ей там было плохо. Анька успокоилась. А через три дня отрезала себе челку. Маникюрными ножницами. Прямо до лысинки, представляете? Она в косынке гуляет, я ей отдала свой платочек с последней линьки… В смысле, красивый такой платок, не линяет при стирке.
– Да, я поняла. Вы отлично придумали.
– Но она же не может в таком виде в школу… в лицей?
– А почему нет?
– Говорит, что будут дразнить. Боится.
– У нас в классе очень дружные ребята. Они, конечно, разные, но они добрые, отзывчивые. И я с ними обязательно поговорю, подготовлю их. Пусть спокойно приходит в платочке, в этой… как она называется – в бандане. В общем, завтра я Анночку жду! Даже если уроки не сделает, пусть обязательно приходит на занятия. Скажите, что мы все очень рады будем ее увидеть! – Инна Павловна смотрит немного нетерпеливо: надо домой бежать, там внучек Стасичек, сегодня его первый раз купать будут.
– Женя! Вы в прошлый раз забыли в учительской сумку. Мы не сразу сообразили, чья это, нашли только по запаху. Колбасу, к сожалению, пришлось выбросить, но все остальное в порядке. – Инна Павловна мягко уплывает к своему письменному столу, вытаскивает из тумбочки мой напрочь забытый пакет с покупками. Надо было и вправду ей хотя бы кофе подарить, хорошая тетка, мне бы такую классную даму в свое время. В этом кабинете, да еще у доски, мне вдруг стало лет восемь. У меня была мама, она звала меня «Долли».
– А по математике четыре номера на одной странице, только ответы вписать в клеточки, и все. Страница сто два, номера с восемьдесят третьего по восемьдесят седьмой! – Домашку Инна Павловна записала на маленьком блокнотном листке – розовом, с узором из котяток и прочих медвежат. Очень похожий я нашла недавно в Анюткином столе. «Проклятая ведьма, я тебя ненавижу!»
– Анька, собирайся, гулять пойдем.
– Я уроки стану делать! – сообщает мне упертый голосочек из-за двери.
Гулять мне хочется до полусмерти. Не шастать по районам, прибираясь в эмоциях и намерениях, а бесцельно бродить по чужой территории, между домами, которые помнят меня молодой или вообще появились до моего рождения. Я центр Москвы не люблю. Он, даже перелицованный, нашпигован воспоминаниями, как хорошая булка изюмом. Куда ни пойдешь, столкнешься с собственным прошлым. Его у меня много, местами чересчур. Но сегодня я хочу домой, на Каланчевку. На давно и безнадежно застроенную улицу, шагать по которой – все равно что мысленно припоминать строки обжегшего когда-то стиха, холодея на нужном слове. Мне не хочется видеть никого из давних камрадов. Мне хочется помнить, какими мы были. Прошлое не возвращают, его реставрируют.
– Мое дело предложить, твое дело – отказаться. – Я замираю в коридоре. Спотыкаюсь об принесенный из школы пакет. Тетрадки я вчера Аньке вручила, ножнички вернула на место, а банка кофе так и маячит на нашей галошнице. Потом уберу, когда домой вернемся.
Оставлять Аньку одну страшно. Это очень нелогичный страх, не мой совершенно. Она торчит в квартире безвылазно, а я ее сторожу, выскакивая на дежурства исключительно по ночам, когда приезжает Артем. Вот так, в две смены, уже неделю, мы пробуем хоть немного растормошить Анюту. А она молчит. Разговаривает, но по делу, отказываясь от супа или докладывая о визите в душ. Добиться иного мы не можем. Не знаю, может, плохо стараемся? В умных педагогических книгах и на всезнающих родительских форумах о таком сложно спрашивать, если без подробностей. Но я готова просить помощи у мирских.
Хотя вчера днем Анька соизволила вывезти себя на прогулку. Затребовала, чтобы Темчик покатал ее на машине, меня с собой брать не захотела. Артем забил на весь тот раскардаш, который творился у него на работе, подорвался к нам по первому свистку, а потом в срочном порядке отбыл с ребенком в неизвестном направлении. А я три часа металась по квартире, как сбесившаяся крыса по клетке. Разве что по рукам себя не била, чтобы им все время не звонить. Но ничего, вернулись домой вполне благополучно. Темка потом рассказал – они не столько по городу колесили, сколько по ближайшему кладбищу гуляли. Анька попросила. Не знаю, может, она так с матерью прощалась? Ну Марфа же как покойница, правильно?
– Ань, а хочешь, давай кого-нибудь в гости позовем? У тебя есть девочки знакомые? Если не в школе, то во дворе?
– Нету никого! Не мешай! – откликается Анька сквозь стук клавиатуры.
Я пялюсь на отражение в коридорном зеркале, будто хочу услышать от него совет. Моя дублерша выглядит вялой и встревоженной. А потом мы с ней одновременно вздрагиваем от краткой трели звонка. Времена нежданных визитеров с погонами давно прошли, да и то они все чаще по ночам предпочитали являться, а я дергаюсь. И не могу заставить себя подойти, посмотреть в глазок, сказать сиплое «кто там?».
Во входной двери с хрустом повернулся нижний замок. Темчик квартиру всегда запирает с нижнего замка к верхнему, открывает ее строго наоборот, а я бренчу ключами, как леший на душу положит, применяя иногда банальный стишок-«отмычку», если связку лень искать. Там простенькие слова, как в детской скороговорке. Наш визитер вполголоса, но весьма узнаваемо бормочет ведьмовское, способное разомкнуть практически любые узы. Можно разобрать слова: «Крестом и нулем…» Дверь вздрагивает, но не поддается, держится на честном слове и двух замках. Вскрыть их – минутное дело. Еще меньше времени надо, чтобы войти в квартиру, где находятся восьмилетний ребенок и женщина, ни разу не похожая на боксера-тяжеловеса. В детской трещат стрекозиные крылышки клавиатуры.
– Жень, ты не ушла еще? Погоди, я сейчас допишу! Доиграю!
Дверь медленно, очень угрожающе открывается.
Страх всегда наваливается на тебя целиком, окатывает своей ледяной ясностью с головы до ног. А проходит он постепенно – сперва прочухивается мозг, потом оживают руки, глубоко и спокойно выдыхают легкие, сердце бьется уже не в ушах, а на своем законном месте. И перед глазами не зеленые пятна – а огромная фигура.
– Мать твою! – Наверное, так пялится на удава загипнотизированный им кролик – страшно до ужаса, но сопротивляться не буду.
– Евдокия! Вы, конечно, дама экзальтированная, я не подозревал, что до такой степени… – Незваный гость усмехается.
– Вы зачем ключами-то, как взломщик? – Я прогоняю из головы опасную ассоциацию – в нашей квартире кто-то уже рылся, у Марфы-Маринки тоже.
– Какой взломщик? – отмахивается он, устраиваясь на полу поудобнее. – Ваш благоверный связку выдал. Бейсик! Не надо, не трогай!
Я тоже присаживаюсь на корточки, не сводя взгляда с теплой горы черного меха. Гора шипит и даже слегка поводит хвостом.