Вторая ступень
Шрифт:
– Гер! Ты чего?
– Идиот этот... огорчает, - Попов с трудом выдавил первое, что пришло в голову.
Поглотившее секунду назад солдат дно выглядело по прежнему безмятежно. Леонид отшатнулся от решетки, как в бреду сделал несколько шагов назад, упёрся в стену. В голове царила абсолютная пустота. И как только сформировалась простая мысль: “Что же делать дальше?” стена мелко завибрировала и мгновенно ухнула вниз. Растянувшийся на песке командир хлопал глазами, не веря в реальность стройных рядов новых дуболомов. Леонид неторопливо поднялся, обложил самыми грязными ругательствами свою забывчивость и скомандовал наступление.
Затянутый вихрем огня уличных перестрелок,
Леонид, практически ничего не слыша от непрерывной пальбы, каким-то шестым чувством уловил присутствие врага в непосредственной близости. Бросок гранаты за угол, взрыв, и прыжок с пулемётной очередью. Пригнувшись, перебежал, стараясь не споткнуться о вывороченные стальные потроха врагов. Вокруг заволокло дымом. Густые виртуальные клубы не мешали дышать, но Леонид враз ослеп. Стреляя на слух, отступил к какой-то лестнице. И опять чутьё забило тревогу. Леонид мог поклясться, что слева была каменная кладка. Но именно оттуда исходила опасность. Резкий уход перекатом, и пара гранат...
Дымовую завесу как ветром сдуло. За поднятой фальш-стеной бились в агонии фрагменты вражеских бойцов. Леонид неторопливо подошел. Разбросанные обрывки кабелей, оплавленные корпуса, застывшие растопыренные манипуляторы... И неожиданно в его сторону повернул голову живой враг. Натянутые нервы подстегнули и без того молниеносную реакцию. Леонид даже сам не успел понять, как рухнул на пол и направил оружие. Но выстрелить что-то помешало. И сквозь прорезь прицела он просто смотрел на изувеченного робота. Стальной истукан, ещё более уродливый, чем наступающие дуболомы, полулежал, опираясь на обрывок левой руки. Стальное туловище было разорвано пополам. Опалённые потроха обильно источали горящий пластик. Уцелевший правый манипулятор сжимал направленный на Леонида автомат. Человек и машина несколько секунд целились друг в друга. Но пальцы робота разжались, оружие глухо стукнулось о камни, а тело, вяло скрежеща, съехало в угол. Но почему-то уверенности, что враг мертв, у Леонида не возникло. Зато появилось совершенно непонятное ощущение, что в стальной груди ещё бьётся жизнь, но с каждой секундой агония всё сильнее сдавливает объятия. Леонид поднялся, подошел к умирающему врагу. И внезапно увидел себя со стороны. Точнее, с двух сторон одновременно. Но с разных ракурсов ему представились совершенно разные картины. На первой игрок безэмоционально глядел на уничтоженную машину. Но на второй... Хорошо знакомое зеркальное отражение со смесью жалости, досады и непонимания смотрело на умирающего... человека! И вот повинуясь совершенно нелогичному позыву, Леонид шагнул к врагу.
Сплющенный куб головы выглядел столь отталкивающе, что и головой-то называться мог с большой натяжкой. Робот не двигался. И хотя чутьё сигналило Леониду, что искалеченный враг ещё функционирует, что-то удержало от контрольной очереди. Повинуясь неясному желанию, Леонид подошел к агонизирующим останкам. Вблизи стальной солдат вражеской армии выглядел гораздо человечнее. Леонид со смесью удивления и жалости смотрел на совершенно по-человечески выкрученную шею. Отвратительный скрежет поворачиваемой головы заставил вздрогнуть. Уцелевший манипулятор цапнул ствол и притянул срез дула к голове. Леонид хлопал глазами, не веря в происходящее. Умирающий робот объективами камер смотрел прямо в глаза человеку. И совершенно необъяснимым образом от робота передалась мольба прервать страдания. Шокированный совершенно неожиданным поведением противника Леонид отшатнулся, споткнулся о совершенно некстати попавшийся камень и рухнул в темный провал.
От удара на несколько мгновений сознание померкло. Но и придя в себя, быстро сориентироваться не получилось. Глаза долго привыкали к задымлённому полумраку. Когда же картинка прояснилась, Леонид аж присвистнул от удивления. В тесноватом каменном чулане на груде камней восседал стальной солдат противника и неподвижно смотрел на небольшой костерок, над которым возвышалась сварная тренога с подвешенным мятым чайником. Более нелепой картины представить было невозможно. Леонид потряс головой. Но видение не исчезло. Более того, картинка ожила. Солдат повернул квадратную башку и совершенно-нормальным человеческим голосом спросил:
– Чаю хочешь?
Готовый к любым вражеским фокусам, Леонид молча вскинул автомат. Меж тем, враг привстал, посмотрел в чайник и... снял с себя голову. Леонид чуть не вскрикнул от удивления. В угловатый громоздкий скафандр был обряжен человек. Леонид так же молча продолжал смотреть, как молодой парень неторопливо скидывает с себя остатки железной робы, хватает замызганной тряпкой чайник и наливает бурлящий кипяток в алюминиевую кружку, затем насыпает какой-то пыли, кидает кусок сахара и неспешно размешивает штык-ножом.
– Чаю хочешь?
– второй раз вопрос прозвучал уже насмешливо, - Или ещё повоевать хочешь? Это понятно.
– Что понятно?
– собственный голос показался Леониду слишком спокойным и непривычно глухим.
– Понятно желание воевать. Твоё желание. Как и вообще вас всех. А как иначе? Мир для вас равносилен застою, ничего не деланию. Разве не так?
– Нет. Не так, - Леонид еще не сообразил, чем ответить. И несогласие выскочило само по себе.
Парень пожал плечами и начал неспешно дуть, остужая питьё.
– Знаешь, а ведь ты первый, кто обнаружил тайник, - собеседник был явно озадачен.
– Какой ещё тайник?
– Этот. Видишь ли... Каждый, кто прорывается по данной локации, непременно видит умирающего робота. Так вот, ты - первый, у кого он вызвал человеческую реакцию.
Леонид смотрел на незнакомца уже с нескрываемым интересом.
– Но я же убивал их.
– В бою. Без этого вы никуда. Война для вас - всё! Ведь если внимательно посмотреть на деятельность человека, то станет ясно, что в спокойной обстановке его мысль течёт вяло, тело слабеет и стремится растечься по ложу. Но когда назревает конфликт, пусть мизерный, пусть даже мнимый, который случается в одной единственной голове, то идеи начинают сыпаться как из рога изобилия. Человек начинает интенсивно творить и развиваться, то есть возвращается в естественное для мыслящего индивидуума состояние. Получается, что вовсе не мир - норма для человека, а война!
– Возможно, - Леонид не мог понять к чему клонит собеседник. Да и кем является, тоже было совершенно не понятно.
– Да нет, дружище, - Леониду протянули кружку, - Это факт.
Леонид неторопливо отхлебнул крепчайшего чифиря, а неведомый хозяин продолжил:
– Однажды мальчик спросил у отца: “Папа, а чем отличается драка от войны?” Уста ребенка приравняли два практически идентичных процесса. Но отец, напичканный общественными комплексами, ответил, как полагается: “Драка - это когда дерутся двое, а война - когда много”. Увы, но родитель посчитал, что количественная характеристика меняет суть дела. И напрасно. Столкновение сотен вооруженных людей и косой взгляд одного человека могут привести к одинаково печальным последствиям. А потому можно их считать разными степенями одного явления - войны. Конечно, можно не употреблять этого слова, а сказать, например, конфликт. Но понятие “конфликт” ...
– собеседник как будто пожевал губами слово, - принадлежит словарю интеллигенции, оно не обладает той полнотой эмоциональной окраски, что отражает многовековое понятие “война”. Конфликт - это что-то психологическое, научное, рационально объяснимое. Война же - это то, что досталось от первобытных предков, старое как мир, безжалостное, взращенное на древнейших инстинктах. Конфликт решает вопрос “Кто прав?”, а война - “Кто остался жив?” Для людей мирских, не желающих думать самостоятельно, война является единственным природным стимулом хоть к какому-нибудь развитию. Но если мы заговорили о мирянах, то стоит упомянуть и об их противоположности - иноках, то есть людях, воистину живущих по иным понятиям. Я говорю не о тех, кто посвятил себя монашеству. Словом “инок” я определяю людей с иным вектором развития. Для саморазвития состояние войны им не нужно. Постоянный труд и мыслительный рост для них естественен. Вот они то и имеют реальное право называться человеками разумными.