Вторая жена
Шрифт:
Я не могла заставить себя заговорить о его смерти. Она была слишком огромной и непонятной, слишком страшной и безысходной.
— Ты поговорила с Евой?
— Да, она с детьми, так что не волнуйся. Я говорила с ней очень осторожно.
Я не смогла сдержаться и ринулась в бой:
— Так ты из-за своей заботливости сидела тут с Натаном?
— Прекрати, Минти. — Роуз подняла бледное лицо. — Нет.
Я остановилась и снова попыталась нащупать ключи к загадке.
— Я думаю, он обращался к врачу пару месяцев назад. Были
Последовало несколько минут, которые невозможно описать, можно только постараться вытерпеть. Я глотнула бренди, словно это был апельсиновый сок. Говорят, что мужчины, раненые в бою в первые мгновения не чувствуют боли. Бренди был просто превентивным средством. Натан редко говорил о смерти. Не мне, во всяком случае. Мы были слишком заняты разговорами о жизни. Если он и упоминал о смерти, то только, чтобы драматически погрозить пальцем: «В конце концов она всегда приходит слишком рано».
Что же Натан делал у Роуз? Я ощущала обморочный холод. Изо всех сил, чтобы удержаться на краю сознания, я думала о Феликсе и Лукасе. Они не поймут, скорее всего, еще долго. Я попыталась так же подумать о Поппи и Сэме. И Роуз.
И все-таки среди всех предположений и потрясений один вопрос не давал мне покоя.
— Роуз, что здесь делал Натан?
Я смотрела на бренди в стакане и ждала ответа. — Я должна знать.
Роуз поставила свой стакан на стол и встала на ноги. Медленно, не спеша она обошла стол, наклонилась ко мне и обвила руками. Это был жест сострадания и поддержки. Роуз необходимо было это сделать, потому что это было в ее характере… Я приняла это, потому что жаждала заботы, даже от нее. Она вздохнула:
— Бедная Минти, ты думаешь об этом…
— Да, — повторила я с горечью. — А что я должна думать?
Ее мягкая щека прижалась к моей.
— Натан был здесь не просто так. Он тебе не сказал, что случилось?
Было что-то жалкое в том, чтобы сидеть здесь с мертвым Натаном в соседней комнате — я всегда называла вещи своими именами. Но «да» непроизвольно сорвалось с моих губ. Я не знала, что она имеет в виду, но очень не хотела признаться в этом.
— Тогда ты знаешь, что «Вистемакс»… — лицо Роуз было около моего, ее руки лежали у меня на плечах, я была в ловушке.
— Да…
Моя ложь была фальшивой, как медная монета, но я вцепилась в нее. Кран капал, холодильник тихо гудел. Мы обе знали, что я лгу, и Роуз решала, как ей поступить с моим незнанием. Роуз отпустила меня.
— Вот почему.
Считается, что смерть разрушает все преграды. Этот удар настолько страшен и сокрушителен, что разбивает в прах все мелочные чувства, увертки и секреты. Это послужило главным доводом.
— Ради Бога, Роуз, — я сдалась. — Я не знаю, скажи мне.
Но зазвонил телефон и Роуз ответила. Она говорила:
— Да, его жена здесь. Да, мы ждем. — она была спокойной и сдержанной, как человек, имеющий опыт в исполнении
Сдерживая нетерпение, я положила руки на стол.
— Что случилось? И почему Натан пришел… к тебе? — мои суставы побелели от напряжения. — Почему сюда?
Все еще сжимая трубку телефона, Роуз сказала:
— Роджер уволил его сегодня утром.
Уволен! Новость была такой жестокой, что кровь бросилась мне в лицо. Я прижала руки к щекам.
— Натану было плохо, — Роуз наконец положила трубку.
— Вот как они поступили с ним в конце концов, — сказала я. — Они всегда так поступают.
— «Вистемакс» не джунги. — Роуз прислонилась к раковине. — И Натану там совсем неплохо жилось.
— Ты всегда стараешься увидеть лучшее в людях и событиях. — я старалась отвлечься, мне даже стало любопытно, устоит ли ее человеколюбие сейчас. — Я часто спрашивала себя, сила это или слабость?
— Решай сама. Не думаю, что Натан ожидал этого. Что ты сама думаешь?
— Натан не доверял мне, — я ответила честно. — Он проработал там достаточно и знал позицию руководства. — но, очевидно, не смог применить эти знания к себе, чтобы защититься от последствий циничной оценки Роджера. — Ему было больше пятидесяти… существует срок годности для всех нас. Возможно, кто-то молодой стремительно делал карьеру, ты же помнишь, как это происходит в «Вистемакс».
— Да, — сказала Роуз с иронией. — Как ни странно, помню. — Роджер подготовил речь для Натана. Он сказал: «Мир меняется быстрее, чем мы можем ожидать. Нам приходится тратить все силы, чтобы не отстать. В конце концов людям иногда приходится покидать насиженное место, и многие извлекают из этого выгоду».
Роуз закончила рассказ:
— К концу беседы Натан был почти убежден, что ему необходима смена обстановки. Для его же пользы, разумеется.
Роуз вспоминала о своем увольнении, как и я вспоминала о своем.
— Нет, — я хотела защитить его, я знала, что имею на это право. — он не был сентиментальным. Он знал себе цену. Он боролся бы. Он был зол… так зол, что его сердце не выдержало.
Роуз отвернулась. Мой взгляд скользил по кухонной утвари. Белый фаянсовый кувшин, плетеная корзина у двери, набитая скомканными пластиковыми пакетами.
— У Натана были свои слабости, — предположила Роуз. — Как у каждого человека. Роджер знал, на чем сыграть.
Я представила Натана, молча выслушивающего оскорбительные причины увольнения. Я знала, знала, как ранит его гордость вежливая жестокость Роджера. Должно быть, именно тогда Натан впервые почувствовал, что его сердце стучит с перебоями. Его сердце болело, из последних сил толкая кровь по венам, а он сидел там и не мог уйти. Да поможет нам Бог, но Натан скорее умер бы, чем попросил о помощи человека, который только что уволили его.