Вторая жена
Шрифт:
Внизу на пляже прилив отступил, оставив темные пятна камней на песке. Чайки кричали над нашими головами. Мальчики бездумно носились вверх и вниз, выкрикивая имена друг друга. Я наблюдала за ними, сидя на скале. Мои ноги и куртка были мокры и я непроизвольно дрожала. Натан любил это место. Это все. что я о нем знала. Я никогда не спрашивала, почему. Или где он здесь любил купаться, где бродил. Я молчала. Образно говоря, повернулась спиной к его прошлому.
— Просто ты не понимаешь, Минти, как хорошо я там себя чувствую, — однажды обвинил
Если бы только я нашла время, чтобы ответить ему. Если бы села и сказала: «Давай поговорим, Натан. Расскажи мне». Мой материализм без капли веры в божью благодать, когда боль, уродство или бессилие вызывали у меня лишь недоумение, сейчас напоминал мне этот безжизненный песок, обнаженный отступившими водами.
Ева поманила Феликса:
— Феликс, иди сюда. Смотри, что здесь есть. — они, прижавшись друг к другу, рассматривали что-то на песке.
Лукас кружил вокруг них. Он раскинул руки и громко пел:
— Посмотрите на меня! Все смотрите на меня.
Давным-давно в офисе «Вистемакс» до того, как со мной произошли эти перемены. я сказала Роуз: «Да, у меня нет семьи. Кому она нужна? У меня нет детей. Зачем вешать жернов себе на шею?». Теперь у меня была семья, и невыносимую тяжесть жернова я ощущала каждой своей мышцей, каждой косточкой.
— Мама, — мелькая белыми коленками из-под зеленых шорт, с волосами, развевающимися на ветру, Феликс бежал ко мне по гальке. — Посмотри, что у меня есть.
Он разжал руку, чтобы показать мне «кошелек русалки».
После обеда из хлеба и сыра мы загнали мальчиков наверх и уложили отдохнуть. Я оставила мрачную Еву, отмывавшую обувь и жалующуюся на отсутствие горячей воды, села в машину и отправилась спасать положение.
Ближайший супермаркет находился на окраине Пензанса. Здесь было оживленно и шумно. Это явно было влиянием новой экономической политики (как заметила бы Пейдж) с ее налоговыми льготами. Я выбрала джем по специальной цене, куриные грудки, дешевое масло и еще много чего — сколько смогла унести.
Я ехала, слегка подташнивало. Ветер стих, и солнечное тепло согревало неподвижный воздух. Море стало нежно-голубым. Был прекрасный день и множество лодок всех размеров скользило по воде.
Когда я вернулась, Ева снова была с мальчиками на пляже, откуда я могла слышать их крики. Я медленно и неловко распаковывала продукты, не в силах избавиться от пугающего, почти материального ощущения присутствия Натана. В конце концов я схватила куртку и выскочила наружу. Тропинка проходила рядом с коттеджем, и я пошла по ней. Через некоторое время я так ускорила свой темп, что почти бежала, мои ноги летели по дерну и камням. Солнце слепило, мелкое море вокруг камней было прозрачно-бирюзовым. Морские птицы кружили и ныряли около скал. Когда я завернула за скалу, ветер так резко ударил мне в грудь, что я задохнулась и остановилась.
Пахло морем и торфом. Я смотрела вниз на залив, где камни, вода, растительность мерцали, соединяясь в таинственной и
Я стояла, вслушиваясь в незнакомую музыку ветра и волн. Ее аккорды гремели у меня в ушах, и сначала нехотя и подозрительно, а затем с облегчением, я отдалась своим ощущениям. Я знала, почему Натан приезжал в Прияк, почему он так его любил. Неделю спустя поздно вечером грязные и уставшие мы вернулись на Лейки-стрит и упали в кровати.
Я проснулась, чтобы обнаружить около своей кровати завернутого в одеяло Лукаса. Я с трудом сосредоточилась.
— Привет, милый. Давно здесь сидишь?
— Тысячу миллионов лет. — его высокий голос звучал в тишине неожиданно громко. — Почему ты не просыпалась, мамочка?
— Потому что очень устала.
— Я хотел, чтобы ты проснулась.
Я видела, что Лукас хочет спросить меня еще о чем-то, но не совсем понимала, о чем именно.
— Давай залезай, — я подняла край одеяла, и Лукас вместе с холодным утренним воздухом проник под него. Он вжался в меня, и я почувствовала запах песка, соли и водорослей. Я ждала.
— Как ты думаешь, папа нас видит? — его голос дрогнул.
Я покосилась на него. Он очень внимательно смотрел мне в лицо.
— Вероятно.
Я собралась с мыслями. Он явно хотел определенности.
— Да, — сказала я.
— А я его не вижу, — его короткие брови сошлись на переносице. Это выражение лица уже становилось привычным.
Я гладила пальцем морщинку между бровей, пока она не разгладилась.
— Мы должны верить, что это так.
Лукас положил голову мне на плечо, и я обняла его второй рукой.
— Папа был хорошим, правда?
— Очень.
— Милли говорит, что ее папа плохой. Он совсем ушел. Папы не должны уходить.
— Иногда они ничего не могут с этим поделать, Люк. — Люк… Так называл его Натан. — Твой папа ничего не мог поделать. Ты должен помнить это. Он совсем не такой, как папа Милли.
Но Лукас еще сомневался:
— Папа Милли сказал, что тоже ничего не мог поделать.
Я прижала к себе Лукаса так тесно, как только могла.
— Люк, слушай, что я говорю. Папа Милли не такой, как твой. Твой папа никогда не ушел бы от тебя, если…если бы у него был хоть какой-нибудь выбор.
Я от души порадовалась, что ни Сэм ни Поппи не слышат меня.
— У меня будет новый папа? — спросил Лукас.
Я согревала его своим теплом. Он был напряжен, его волосы были слегка влажными у корней. Каждая его косточка была настолько хрупкой, что меня пронзил страх за него.
— Нет, мой сладкий. У тебя только один папа.
За окном спальни поднималось солнце. Прижавшись ко мне, Лукас расслабился, его дыхание замедлилось, и он провалился в крепкий детский сон. Я осторожны выскользнула из постели и пошла в комнату мальчиков проверить Феликса. Его там не было.