Вторая жена
Шрифт:
Пейдж считала, что я должна уволить Еву.
— Ты обязана выжить, — заявляла она, — ты не можешь позволить себе слабое звено. Или ты или она.
Сквозь многовековой пласт социально-этического мышления в мою душу улиткой заползло сострадание. В тот же момент меня озарила догадка:
— Интересно, не так ли ты относишься к Мартину? Считаешь его слабым звеном?
Создавалось впечатление, словно Пейдж говорит с непокорным ребенком:
— У меня нет времени для воспитания ответственности у взрослого человека.
Ева заболела, но не поглупела. Она чувствовала, куда дует ветер.
— Пожалуйста, не забирайте у меня работу, — попросила она в страхе, что я могу выкинуть ее на улицу.
Секунд десять я боролась с желанием купить ей билет в один конец до Румынии. Я взяла ее болезненное личико в ладони.
— Не говори глупостей, Ева. Дети нуждаются в тебе и они тебя любят. Ты нужна мне, нужна им, поэтому, пожалуйста, сосредоточься на выздоровлении.
Когда я вечером поднималась в свою комнату с ужином на подносе, я подумала, как было бы хорошо, если бы там сейчас был Натан.
Я привезла в «Парадокс» пиджак (который меняла каждые два дня) и повесила его на спинку кресла. Это должно было создать впечатление у всех заходящих в мой кабинет, что я уже или еще на работе. Я жирным шрифтом напечатала список так называемых «встреч», разрисовала его галочками и крестиками и положила слева от компьютера. На самом деле, я готова была пожертвовать частью бюджета семьи, чтобы мчаться на такси на Лейки-стрит покормить Еву. Это был убийственный график, но я обнаружила странную вещь: отчасти мне это нравилось.
Барри и Крис уже сосуществовали в нездоровом симбиозе.
— Крис читает мои мысли и ходит по моему маршруту, — объявил Барри, подтверждая мою молчаливую догадку, что Крис доминировал в их паре.
Деб побледнела и уставилась на кофеварку:
— Я ищу новую работу, — тихо сообщила она мне.
Крис не смотрел на Деб, он собрал свои бумаги и помахал рукой.
— Увидимся позже, ребята.
Барри последовал за ним, оставив нас с Деб за столом переговоров. Она подняла бровь:
— Я чувствую, что вылетела из колеи, Минти. И я не могу понять, как это случилось.
В выходные я взяла мальчиков к Гизелле на чай. Со времени моего последнего визита она провела косметический ремонт в гостиной цвета бледного золота и сливок с венецианскими зеркалами и подушками из антикварного гобелена.
— Феликс, нет, — сказала она резко, когда Феликс взял одну из подушек. — Она очень старая и ценная. — ее внимание отвлек Лукас, обнаруживший, что обюссоновский ковер отлично скользит по паркету.
Я призвала близнецов к порядку, но они были беспокойными и не склонными подчиняться. Они усвоили эту манеру поведения в течение последних нескольких дней, и я выбивалась из сил, пытаясь справиться с ними. Лукас громко чихнул, стоя рядом с Гизеллой. Я поспешно протянула ему носовой платок, который он, использовав по назначению, с любезной улыбкой протянул Гизелле. Гизелла отпрянула.
— Почему бы мне не позвать Анджелу, она может напоить их чаем на кухне.
Роджер ненадолго заглянул к нам, собираясь в гольф-клуб. Он бесстрашно подошел ко мне и поцеловал в щеку.
— Так приятно видеть вас, — пробормотал он, кося одним глазом на жену. — Я надеюсь, все под контролем?
Он выглядел здоровым и респектабельным, но не очень отдохнувшим и счастливым. Мне очень хотелось примерно наказать его, хотя это и было нехорошо, но я пощадила его. Не раз в последние недели я размышляла о том, что произошло с Натаном, и я успокаивала себя тем, что Роджера при всем его успехе и власти ждет та же участь. Рано или поздно карьера Роджера тоже закончится.
После того, как он ушел, а Анджела принесла шоколадный торт и чай и забрала близнецов, Гизелла спросила меня о работе и «Парадоксе». Я поставила свою чашку.
— Мне приходится бороться за нее, — сказала я. — И я использую всю свою хитрость, чтобы удержаться.
Гизелл отрезала тонкий ломтик торта и уложила его на свою тарелку.
— Я понимаю, как тебе сейчас трудно, Минти. Я восхищаюсь тем, как ты справляешься со всеми проблемами.
Очень мило было с ее стороны упомянуть об этом, но я не верила, что она действительно так думает.
— Есть новости о Маркусе?
При упоминании его имени она вскочила на ноги.
— Нет, ничего нет.
Я ждала более подробной информации, но Гизелла погрузилась в тяжкие раздумья. На гобеленовой подушке у моего правого локтя была изображена сцена с охотниками в лесу и раненым оленем. Лес был изображен в загадочной и таинственной дымке, а земля под деревьями была заткана цветами и маленькими животными.
— Ты сердишься, Гизелла?
— И да и нет, — Гизелла, похоже, надолго заняла позицию у окна и теребила пальцами гардину. — Скажу так. В конце концов, я чувствовала, что у меня нет выбора. Я жена Роджера и не могу так легко нарушить брачные обеты, как хочется Маркусу.
Это представляло всю ситуацию в новом увлекательном свете.
— Гизелла, с каких это пор ты признала нерушимость брачных обетов?
Она вскинула голову.
— У тебя было неверное представление обо мне, Минти. Я всегда соблюдала договор. Я делала именно то, что от меня ожидали, и что я обещала делать. Брак — это бизнес, а не мистическое единство душ. — она подергала оконный шпингалет. — В конце концов, выбора у меня не было. Именно это меня и расстраивало… немного. Я не могу рассматривать отношения с Маркусом как альтернативу тому, что у меня есть сейчас с Роджером. Я не должна видеть его.