Вторая жена
Шрифт:
— Ах.
— Это убивает меня?
Я рискнула предположить:
— Это Маркус так сказал?
Гизелла мрачно улыбнулась.
— Что-то в этом роде. Ну, это пройдет. — она уселась на свое место, и я наблюдала, как она возвращается в образ хозяйки большого дома, расправив юбку и поднимая чайник. — Еще чаю? — Договор Гизеллы с дьяволом явно не сделал ее счастливее. — Ты уверена?
Она поставила чайник.
— Знаешь, что говорят о наркоманах? Если исключить наркотики и все проблемы с их добыванием, то им просто нечем будет заполнить свое существование.
— А благотворительность,
Натан бы сказал, что это была плохая шутка. Гизелла холодно улыбнулась.
— Вот это действительно убило бы меня. — она указала на подушку. — Французский гобелен. Восемнадцатый век. Обрати внимание на превосходные растительные краски.
— Принято к сведению, — я вполуха прислушивалась к голосам близнецов, не разгромили ли они кухню.
Гизелла обвела контур раненого оленя пальцем, на котором сияло кольцо с крупным бриллиантом.
— Я привыкла считать, что мои отношения с мужчинами просты и открыты, но в глубине души я знала, что это не так. Я всегда говорила себе: «Я жена Николя, Ричмонда, Роджера, но я в любую минуту могу собрать свои чемоданы».
– она засмеялась. — Беда в том, что с тех пор, как я отправила Маркуса в отставку, я постоянно думаю о нем, чего никогда не случалось, пока он был на сцене.
— Боже мой, — сказала я. — Это плохо. Это чувство вины плюс синдром «за забором трава зеленее» в одном флаконе.
Гизелла была поражена.
— Что ты имеешь в виду?
— Это липкая, навязчивая мысль, от которой не избавиться.
— Откуда ты знаешь?
— Я близко с ней знакома, — ответила я.
В машине Феликс заговорил:
— Если у нас нет папы, значит, мы не семья?
— Нет, Феликс. Просто мы семья без папы.
— А ты на самом деле наша мама?
Я смотрела на машины, рычащие в пробке.
— Да, самая настоящая ваша мама.
Когда мы вернулись, Ева была уже на кухне. Она выглядела немного сильнее, хотя ее одежда висела на ней.
— Я готовлю ужин, — сказала она и, когда я попыталась остановить ее, подняла руку. — Я приготовлю.
Я помогла ей нарезать огурцы и морковь и разогреть пастушью запеканку. Она передвигалась очень медленно, но решительно. Потом она настояла, что уберет все сама. Она подняла обычно равнодушные глаза, сейчас я видела в них благодарность:
— Ты хорошая, Минти.
Во время бессонных ночей я избавлялась от Натана. Все было логично — Натану уже не нужны его рубашки, костюмы, обувь, поэтому надо было просто упаковать их и убрать. Но, прикасаясь к ним, я забывала о логике. Иногда мне удавалось очистить целую полку, иногда это было выше моих сил. Этот процесс расставания должен был происходить тайно, потому что я не хотела делать мальчиков свидетелями, и потому что это было… так больно. Поэтому я старалась собирать вещи урывками, украдкой, в течение таких плохих ночей, как эта.
Было 1.45, когда я встала с постели и открыла дверцы гардероба Натана. По краю полок тонким слоем лежала пыль. Здесь были его свитера: красный, синий, зеленый. На полке лежал забытый шарф, и я взяла его. Он был дорогой, я почувствовала легкий запах лосьона после бритья. Ощущение потери было таким острым, что у меня на пару секунд перехватило дыхание. Я села на кровать, зажав шарф в пальцах и не чувствуя ничего, кроме пустоты в груди. Натан умер. Через некоторое время я отложила шарф в сторону, достала свой любимый серый костюм и разложила его на кровати. Я засунула в пиджак его синюю офисную рубашку, вокруг воротника обвила галстук из красного шелка. Пара шелковых носков и начищенных до блеска ботинок дополнили ансамбль. То, что лежало на кровати, было только оболочкой Натана. Я попыталась притвориться, будто он действительно лежит там, закинув руки за голову. Минти, пожалуйста, обрати внимание… Подбить кулаками подушку. Сбросить обувь, Минти, о чем ты думаешь?
На полу лежал пакет благотворительного магазина в пользу хосписа. Когда я сниму с оболочки галстук и положу его в пакет, часть Натана исчезнет. Я вынула рубашку и аккуратно положила ее туда же, исчезла еще часть. Обувь… обувь. Если я положу ее в пакет, Натан никогда не сможет снова войти в дом номер семь и крикнуть в лестничный проем: «Где мои мальчики?». А вместе с костюмом исчезал бизнесмен, который разрабатывал стратегии и говорил: «Наши конкуренты сильны, но давайте не сдаваться без боя».
«Когда я вышла за Натана, — призналась мне Роуз за одним из наших обедов, — мое сердце было разбито от несчастной любви. Но Натан так хотел сделать меня счастливой, разве я могла устоять? Он был скалой, а Хэл был зыбучими песками. Чего еще я могла желать?» Я не была уверена в способности Роуз отличать камень от песка. Ведь эта женщина пользовалась каждой возможностью, она сама мне призналась, забежать в церковь Святого Бенедикта по пути домой, чтобы поставить свечу Мадонне. Если это не было строительством дома на песке, я не знаю, что вообще тогда это было. «Хэл никогда не смог бы мне дать, что я хотела, — добавила Роуз. — Мы оба это знали. Это мог быть только Натан.»
Внизу вскрикнул один из близнецов. Я бросила костюм в мешок и пошла посмотреть, кто из них это был.
Феликсу приснился дурной сон.
— Мамочка. там был большой-пребольшой кот с большими когтями, он хотел поцарапать меня…
Я прижала к себе его горячее тельце и прошептала:
— Все хорошо, Феликс. Мама здесь. Я прогнала плохого кота. Смотри, его здесь нет.
Все было совсем не хорошо. Однако, я успокаивала моего сына ложью, испытывая при этом странное удовольствие и гордость. Да, мои дети еще не были достаточно большими и смелыми, и я была нужна им, чтобы оградить от всех страхов.
Глава 21
Сунув руку в карман моих черных льняных штанов, я достала веточку растения, которую сорвала в Клер Мэнор. Она была сухой и хрупкой, но сохранила запах, который так привлек меня. Заинтригованная я поискала его в одной из книг Натана. Оно называлось Nepeta или просто Кошачья мята. Она настолько сильно привлекала кошек, что молодые побеги приходилось защищать от них. Пока я читала про кошачью мяту, зазвонил телефон.
«Если вы высадите ростки, кошки постараются выкопать их. Если вы посадите семена, кошки, возможно, не обратят на них внимание».