Вторая жизнь Дмитрия Панина
Шрифт:
– Как ты тут спишь вообще?
Валера хотел выбраться, сделал рывок, но недостаточный. Сетка качнулась, откинула его назад, он слегка ударился о стену головой, потер затылок и засмеялся, но Дмитрий его не поддержал.
– Да что там о твоем непонимании в жизни?
– спросил он серьезно
– Ну, ты, баба яга в домике на курьих ножках, сначала накормила бы, напоила, а потом расспрашивала.
Дима задумался:
– Яйца есть, молоко, макароны могу сварить на плитке. Не хочется печь топить.
– А я колбасы взял и сыру, и хлеб. Давай
Кухонный закуток оказался у Димы тут же, за печкой. Он включил электрочайник, предусмотрительно завезенный сюда Колей.
– А не понимаю я, за что мне выпала такая честь, с тобой возиться, все твои неустройства и проблемы разрешать...
– сейчас Валерий говорил печке, за которой скрылся Дима, и так высказываться было легче, чем глаза в глаза.
– Впрочем, вру, знаю, это мне наказание такое в жизни выпало, испытание за содеянное...
– И что ты содеял, что такой крест несешь по жизни?
– А я, Дима, грех совершил. Нашу с тобой дружбу поставил выше твоего благополучия. Знал ведь, что Ветка тебе не пара, что бежать тебе от нее надо сломя голову, а вот ведь ничего ни разу и не сказал, промолчал, побоялся, что поссоримся мы навсегда...Из комнаты выходил, деликатно оставлял одних, Романа предупреждал, чтобы он тоже лишний раз не лез. А лучше бы мы поссорились, я бы тогда совестью не мучился, что всё на моих глазах происходило, а я молчал...
– Ты с самого начала предвидел?
– Ну, такого, как получилось, нет, конечно, не предвидел, но что вы расстанетесь и ты при расставании сильно потеряешь, я имею в виду не материальные потери, а себя потеряешь, я предполагал. Один к пятидесяти готов был держать пари, что вы разбежитесь, но то, что дело дойдет до попытки суицида, я этого предвидеть не мог.
За чаем Дмитрий заглатывал колбасу, а Валера тихо мешал ложкой сахар. Прожевав и проглотив последний бутерброд, Дима начал воспринимать окружающий мир не только с точки зрения "а что бы пожрать" и спросил:
– А почему с Леной не приехал? Она любила, как я помню, выбраться на природу. Ну, в психушку ты её не тащил, это ясно, а теперь почему всё один да один? Ты ведь не развелся?
– Нет, - сказал Валера, но это "нет" так прозвучало, что Дима настороженно поднял голову и внимательно посмотрел на друга.
– Нет, не развелся, просто Лены нет.
– Как нет?
– Да так вот и нет. Исчезла, испарилась...
– Ты что, это шутка такая?
– Нет, Дима, нет, она действительно исчезла, ничего с собой не взяла, только то, что было в сумочке, паспорт, кошелек, ну я не знаю, что ещё там... Помада, может быть
Дима поперхнулся чаем, впился взглядом в Валеру, надеясь, что он шутит.
– Нет, я не шучу, у нее появился любовник, молодой мальчишка, она совсем голову потеряла, а я всё ждал, когда она опомнится или он её бросит, любовник, то есть, а когда он это сделал, она исчезла. Меня таскали в милицию, подозревали, но трупа нет, дела нет, отпустили, но следователь до сих пор думает, что это я Ленку...
По мере того,
Совсем тихо, почти шепотом, Валера добавил
– Я не должен был тебе говорить, сейчас, в такое для тебя время, но устал молчать.
– Как это любовник?
– Дима вдруг почувствовал, как долго он был выбит из жизни этой больницей, и пока он был безучастен к миру, в этом мире всё время происходили события, упущенные им. Как в анализе, разрыв второго рода, подумал он, сразу представляя себе и функцию, и этот её разрыв второго рода. Одновременно он слушал, что говорил ему Валера.
– Да вот так, парень моложе на пять лет, да и не то, чтобы красавец, но вот посмотри ты... такая Ленка всегда была сдержанная, я думал, она по жизни такая, а она просто не была влюблена, никогда, понимаешь? И наконец, на тебе, влюбилась, да чёрт возьми, не в меня, украсила меня развесистыми рогами на развлечение всем знакомым, до потери рассудка влюбилась, жить без него не могла и уйти ей было некуда, он в общаге жил, заработков никаких, я мог, конечно, плюнуть на всё, оставить ей квартиру, сам уйти, снимать, мне бы денег хватило, не то, что им. Но я этого не сделал, не верил я в его чувства к ней, только я любил Елену, и никто другой.
– Думаешь она? Того?
– Не знаю, нет, надеюсь, что просто уехала начать жизнь с чистого листа вдали от всего.
– А тебе ничего? Молчком? Ему тоже ничего?
– И ему тоже. Его тоже таскали, подозревали, вдруг она беременная, и он решил от нее избавиться, ну у них, сам понимаешь, самые шаблонные решения на уме.
– И давно это случилось?
– Исчезла она месяца четыре как, ты уже не в себе был, я не мог тебе рассказать.
Смеркалось, мужчины сидели за столом, молчали. От кастрюли на плитке, где варились забытые макароны, шел пар.
А потом Валера встал, пошарил в рюкзаке, достал фляжку коньяка.
– Прости, я знаю, что ты не будешь, но я всё же выпью. Успокоиться надо.
– Да, конечно, выпей.
Дима встал, вынул из буфета две стопки, поставил, Валера налил в одну, чокнулся с другой и залпом выпил.
– А я всегда думал, что брак ваш удачный.
– Да нет, Дима, детей ведь у нас не было. Я думаю, были бы дети, мальчик, или пусть дочка, она бы занята была, ни о каких любовниках молоденьких не помышляла.
– А наш брак и Мишка не спас.
– Ну и наш, может быть тоже ребенок не спас бы. Но всегда думаешь, когда случается что-то плохое: вот если бы...
48
Дима стоял на пригорке, в утренней длинной тени раскидистой ракиты. У обочины густо желтела отцветающая пижма.
Дорога отсюда была видна далеко, и по ней, уже почти достигая поворота, чтобы скрыться из глаз, маленьким черным тараканом бежала машина Валеры.
Дима вздрогнул, когда подошедший неслышно Иван Сергеевич заговорил с ним.