Вторая жизнь Дмитрия Панина
Шрифт:
Он шёл в толпе студентов, такой веселый, и девчонка рядом с ним, за руку держит, в глаза заглядывает, и товарищи его рядом, и эта, ну пойми, ты Толя, это его жизнь, совершенно другая, чем моя, и я, получается, хочу его этой жизни лишить. Зачем ему сейчас дети? Ему ещё 4 года учиться, и девчонка эта будет рядом, а я далеко. Он уехал быстро, не попрощался, значит, ничего ещё для себя не решил, и ещё ни разу не написал. Нет, Толя, я не хочу, чтобы Панин женился на мне из-за ребенка, чтобы потом все говорили, что я его так заловила. Я хочу, чтобы он жить без меня не
– Ты, Лидка, совсем сумасшедшая. Нет, я этого так не оставлю, я сам ему напишу.
– Не имеешь никакого права, раз я не хочу.
– Как я прав не имею, ты мне невеста или кто?
– Ты прекрасно знаешь, что я твоя невеста только для свиданий.
– А ты знаешь, что мне очень жаль, что ты моя невеста только для свиданий.
– Не говори глупостей, а Катерина?
– А где она, Катерина? Что-то я её, с тех пор, как здесь, ни разу не видел. Так что всё, нет у меня никакой Катерины. Забыли.
– Это я виновата. Если бы тогда ты не ввязался в драку...
– Ага, стоял бы и смотрел, как они к тебе вдвоем липнут, а ты отбиваешься. Да этот подонок ещё и смеется: мол была твоя девушка, а стала наша. Ему всё с рук сходит, раз его папашка высоко сидит. Взяточник чёртов. И ведь весь город знает, что он берет, и никто за руку не только не поймал, но и даже не пытался.
– Тетя Тоня письмо написала, кому-то из своих старых друзей, в Москву. Друзей ещё по партизанскому отряду. Описала, что с нами случилось, - сказала Лида.
– Я не хотела говорить, чтобы тебя зря не обнадеживать. Может, это сработает.
– Зря она ввязалась, опасный он человек, лучше бы я отсидел, всё равно за драку много не дают.
– Они написали тяжкие телесные и справка есть, что ребро сломано, и сотрясение мозга.
– Да знаю я.
– И какое сотрясение мозга, если он не упал?
– Лида, да там вообще не может быть сотрясения мозга, так как нет мозгов.
Лиде пора было уходить, она встала, кивком головы согласившись с последними словами Толи.
– Лид, ты подумай хорошенько, - сказал Толя, - ну насчет себя и Панина, а если всё же не хочешь за него выходить, то выходи тогда за меня. Я рад буду.
– Всё же, Ушастик, ты не в себе, - сказала Лида.
– В себе, в себе, ты меня знаешь, подумай. Я тебя прошу.
И уже когда Лида была в дверях, Анатолий крикнул:
– Это мой шанс, я не хочу его упустить. И поверь, никогда ни словом не попрекну. Если бы с кем другим, но с Димкой, нет, я попрекать не буду. Клянусь, не буду.
6
Диму знобило. Он прошел в комнату, оглядывая беспорядок в тусклом свете январского утра. На столе стояла пепельница, с точащими из нее окурками, громады бутылок, салютуя своими открытыми горлышками грандиозности произошедшей здесь пьянки, высились на столе и валялись под ним, на полу лежало, напоминая затаившуюся перед прыжком рысь, скомканное рыжее покрывало, но грязной посуды в комнате не было, её перенесли на кухню, где она горой громоздилась в посудной раковине и
Вчера, 31 декабря, их группа по приглашению Виолетты встречала новый год у нее в квартире, пока родители её пребывали на даче.
Услышав стук двери туалета, Дима оглянулся и увидел Валеру, волосы на голове торчком, как всегда, взгляд мутный, лицо отекшее.
Валера растянул непослушные губы в улыбке, подходящей к ситуации как зонтик от дождя в солнечный день, и, как обычно, ответил на вопрос Димки раньше, чем тот его задал.
– Меня, я думаю, просто забыли там, в комнате, на ковре, - объяснил он своё пребывание здесь после того, как вся группа уехала часа три назад.
Дима молчал, и Валера, поскреб в затылке, и чуть заискивающе заглянул в глаза другу.
– Можно я выпью крепкого чая? А то что-то...
Валера задумался, прислушиваясь к организму, чтобы точнее охарактеризовать своего похмельное самочувствие, но так ничего и не придумал.
Не было слов в его лексиконе для исчерпывающей характеристики этого отвратного состояния тошноты, недосыпа и отсутствия ориентации в пространстве и времени.
– Только тихо...
Дима сейчас меньше всего хотел, чтобы проснулась Виолетта: ей пришлось бы встретиться с Валерой и читать на его лице, что он прекрасно понимает, что произошло этой ночью.
Самого Дмитрия вид приятеля, всё понимающего, мало смущал.
С чайника сняли свисток, чтобы он не разбудил шумом Ветку, так звал её Валера, и через десять минут пили чай из красивых позолоченных чашек. Сервиз был привезен из Ирана родителями Виолетты.
– Значит, Ветка добилась своего, окрутила тебя, - Валера оживился после чая, взгляд стал осмысленнее, улыбка естественнее, речь ровнее: он походил на возрожденное влагой к жизни ещё недавно погибающее от засухи растение.
– Когда свадьба-то?
– Я ещё не знаю, ничего не решил...
Дима был недоволен расспросами друга и старался интонациями дать это понять. Грубить он не умел.
– Теперь тебе ничего решать и не придется, всё сама решит, то, что от тебя требовалось, ты уже сделал...
Дима повел пальцем, разгоняя лужицу на столе в нечто, напоминающее амебу на картинке в школьных учебниках зоологии.
– На самом деле, - тут Дима вздохнул, - у меня есть девушка...вернее была.
– Кроме Виолетты?
– Ну да... мы с ней...
И внезапно поддавшись порыву, откровенно рассказал другу о себе и Лиде, об их школьной дружбе, событиях августа, и о Лидином неожиданном замужестве.
– Ну ты даешь... А выглядишь ботаник-ботаником...
– Валера смотрел совершенно огорошенным.
– Но с Лидой уже всё. Ты ей не писал, она вышла замуж, решила, видимо, что у вас несерьезно, ты связался с Веткой, хода обратно нет.
– Знаешь, я не верю, чтобы Лидка, вот так, сойдясь со мной летом, вдруг через полтора месяца вышла замуж за Анатолия, да ещё расписалась с ним в тюрьме, а меня разлюбила, хотя я у нее первый был.