Вторая жизнь Дмитрия Панина
Шрифт:
– Но ты исчез, не писал, ничего определенного не сказал.
– Я должен был в себе разобраться, мы ведь уже тогда с Виолой встречались, только что до постели не добрались. Тогда ещё не добрались, - поправился Дима.
– Может быть, она забеременела, и не захотела рожать без мужа?
– Кто?
– Да Лида твоя...
– Но я бы, в случае чего, ты что думаешь, я бы её в таком случае бросил? И так, с одного раза...
– Дурацкое дело не хитрое, - Валера пригладил волосы на голове.
– Но это я так, перебираю варианты. Она ведь могла и не знать, что ты её не бросишь...
И на возражающий жест Димы добавил:
– Ну, или не хотела, чтобы ты женился на ней только
Дима сидел, обдумывал сказанное. Последнее, учитывая характер Лидии, вполне могло бы быть правдой.
– Я пойду, пожалуй, - Валера отставил чашку, - а то Ветка не очень-то обрадуется, когда меня увидит...
Когда за Валерой захлопнулась входная дверь, Дима всё ещё сидел на кухне, сгорбившись, пальцы в чайной луже, вид отрешенный. На радующегося своей судьбе человека, осчастливленного любовью женщины, он не походил.
7
На свадьбе Виолетта выглядела невеселой, хотя его друзья из группы знали: она шла к этому почти три года, выбрав из них, из 16 парней одного, и ни разу не усомнившись в своем выборе. Маня Полежаева, вторая девушка из группы, тихая, незаметная, сдававшая сессии как придется, то на отлично, то еле-еле на тройку, в зависимости от того, как ей нравился сам предмет, и к кому удалось попасть на экзамене, Маня, медленно плывущая по течению, лишь изредка слегка подгребая, всегда удивлялась способности Виолы добиваться своего. Везде и во всем. Ветка могла отказаться от четверки на экзамене, чтобы потом, прийти на пересдачу и сдать на отлично, и могла два года обхаживать парня, упорно добиваясь его любви и внимания. Полежаева же твердо знала, что какие отметки ни получай, Димкой Паниным всё равно не станешь, и заловить такого отрешенного от жизни в свои сети, тоже не велика победа. Маша проще смотрела на жизнь, она не была избалованной профессорской дочкой, привыкшей получать в жизни всё, что хочется, и не считаться с усилиями, которые на это потратишь, так как энергии хоть отбавляй, через край льется.
Маша сидела на Димкиной свадьбе на окраине стола, пила, не пьянея шампанское и думала о том, что ждет в жизни Панина, когда Ветка в нём разочаруется.
Маше на первом курсе нравился Дима Панин, она даже, как потом признавалась, почти три месяца была в него влюблена, но потом, когда он стал явно поддаваться на обхаживание его Виолеттой, сильно разочаровалась, не понимая, как он не видит Веткиной сущности хищницы.
Если бы вдруг Полежаеву спросили, почему, по каким признакам она определила, что Ветка хищница, Мария не смогла бы ничего толково объяснить, была интуиция, а поступков, порочащих соперницу, не было. Коготки у Виолетты тогда были втянуты в лапки, и выглядывали из пушистой шерсти крохотными кончиками загнутых булавок.
8
А Виолетта во главе стола, рядом с Дмитрием, не выглядела торжествующей победительницей. У нее был токсикоз первых месяцев беременности, окрасивший её и в обычное время бледные щеки в зеленоватый цвет. Бледность лица, темные круги под глазами, рассеянный, углубленный в себя взгляд выдавали её состояние.
Всё происходило по сценарию, который набросал первого числа Валера, когда выступал в роли оракула, мучаясь с похмелья на кухне Виолеттиной квартиры: Ветка узнала, что беременна, сообщила об этом Дмитрию и они незамедлительно подали заявление в загс, и через две недели была назначена регистрация: Ветка притащила справку от врача, и их не заставили ждать положенные два месяца.
Всё же, несмотря на бледный вид и страдальческое выражение лица, в белом шелковом платье до пят с короткой фатой на темных волосах невеста была красива,
По этому поводу не возникало сомнения и у Антонины Васильевны, Димкиной матери, которая пребывала на свадьбе сына несколько растерянная, и пока не очень понимала, нравится ей невестка или нет.
Она изо всех сил старалась склонить себя к мысли, девочка ей нравится, но вот ее мамочка, Елизавета Михайловна, новоявленная родственница, казалась Антонине Васильевне представительницей другого, опасного мира, в котором главную роль играли вещи. Она утомительно долго водила сватью по своим трем комнатам, рассказывала, где, когда и что они купили, показывала красивые сервизы (этот для Веточки), дорогие хрустальные вазы, скатерти, комплекты постельного белья нежной расцветки, обращала внимание на люстры из чешского стекла в комнатах и на светильники ручного изготовления - из художественного салона - на кухне и в прихожей. Беспокоилась, как бы сватья что-нибудь не упустила, не разглядела, чтобы оценила, в какую семью берут её сына.
Антонина Васильевна, которая заняла деньги, чтобы сын мог купить невесте золотое кольцо, и у которой в зале, которая много лет служила и спальней сына, висела обыкновенная трехрожковая люстра, купленная в магазине электротоваров за углом, чувствовала себя не в своей тарелке.
"Лучше бы он на Лиде женился", думала Антонина, "по крайней мере, своя, знаешь, что можно от нее ожидать. И этот её скоропалительный брак с Толей... После того, как она на Димку такими глазами смотрела. Всё странно".
И Антонину Васильевну, которая приехала на свадьбу сына одна, без мужа, он недавно перенес инфаркт, томили недобрые предчувствия.
Ее состояние было замечено супругами Каховскими.
– Антонина недовольна, - сказала Елизавета мужу, - а могла бы прыгать от радости: такая перспектива для её сыночка открывается: квартира в Москве, прописка, женится на единственной дочери, всё им достанется.
– Ну, надеюсь, нескоро достанется, мы с тобой ещё поживем, - пошутил Борис Семенович, не очень разделявший уверенности жены, что сватья должна прыгать от восторга при виде невестки: дочь была норовом в мать, а ему самому крутенько приходилось в жизни, когда его поджаривали с двух сторон жена и дочь, что заставляло его изначально симпатизировать зятю.
Симпатизировать, но не слишком. Достигший многого своим неустанным трудом, умением ладить с начальством и держать хвост по ветру, он с высоты своих достижений слегка презирал людей, которые не умели всего этого и не преуспели в жизни.
Всё в этой семье измерялось высотой социальной ступеньки, на которую удалось подняться, а бескорыстное служение чему бы то ни было, не только не приветствовалось, но считалось чем-то вроде юродства. Дмитрий, смотревший на окружающий реальный мир из своего хрустального, ясного, упорядоченного мира математических теорем, об этом не догадывался, понятие о бескорыстном служении у него отсутствовало напрочь, ибо он не служил, а счастливо жил в мире математических абстракций, и стремился проникнуть в это мир как можно глубже, стремясь упорядочить с помощью формул некоторые физические явления. Грусть матери он приписывал сожалению, что её маленький мальчик слишком быстро вырос и вот уже и женится. Но он ошибался, Антонине сентиментальность была несвойственна и на душе ее кошки скребли оттого, что мальчик её попал в другой, чужой мир, и не осознавал этого.