Второе Пришествие
Шрифт:
– Ну и как?
– Хорошо, - попыталась улыбнуться Даша и пошла далее. Кузина открыла рот, чтобы что-то спросить, да так и осталась с ним, после чего сделала вид, что зевает. По дороге в столовую Дашу догнала Оксана.
– Ну что, Дашка! Все мечтаешь?
– запела она.
– Та добре! Да возвысится дух твой, ибо очи чистые имеешь, - привычка отвечать на попытки подколов подобным образом травмировала немало людей, но Даша говорила так абсолютно без иронии в голосе, безучастно. Возможно, она до конца не понимала, что подобной постановкой вопроса можно задеть кого-то. Ей казалось, что это весело, только и всего. Оксана слушала все это, и глядела на Дарью, прищуривая глаза все больше и больше, наконец, в ее взгляде откровенно прорезалось недовольство.
– Я добила, кстати, его поставить твои баллы! А то он бы и забыл! Классный мужик, кстати. Я б его м-м-м... Но, увы, женат, - Оксана, кажется, не заметила появившуюся в ее манере речи странность.
– Спасибо, - молвила Дарья, не до конца понимавшая связь между баллами и семейным положением, - я и сама забыла уточнить у него. А ты у него спросила про статус или он сам рассказал?
– Глупенькая! У него кольцо!
– залилась смехом Оксана.
–
– Что ж, надо будет - напишем! Что поделать! А не напишем, так сходим на экзамен! Абсолютно так!
– засмеялась Даша. Быть может, описание ее характера и составило у кого-то портрет мрачной девушки, но в реальности она вовсе не являлась таковой. Да, Дарья часто предавалась меланхолическим настроениям, однако она часто была расслаблена, смеялась и придумывала свои собственные шутки...
Между тем у Оксаны зазвонил телефон и она поднесла трубку к уху.
'Да-а-а', 'Да, мой хороший', 'Непременно', 'Облизательно!', 'Ну дава-а-ай', 'Оу!', 'М, замечательно!', 'Люблю, целую!'
Дарья не слышала реакции собеседника на реплики одногруппницы, но ее неожиданно поразил резкий контраст Оксаниного голоса. Если во время диалога с преподавателем во время семинара и сейчас с ней голос был официально деловым, серьезным и в нем преобладали низкие тона, то сейчас по телефону она говорила таким же голосом, что и тогда в кабинете, когда они остались вдвоем и спорили про баллы; голос этот был томным, высоким и похотливым, она растягивала слова, словно испытывала некое наслаждение их произносить.
Перед началом последнего семинара Даша отстраненно стояла в коридоре и слушала разговор мальчиков, которые обсуждали, кому из них лучше подойти к Кузиной, чтобы та показала им для фотографирования тетрадь с лекциями, которые они пропустили. В итоге, делегат был выбран, но Кузина предсказуемо заупрямилась.
'Нужно на лекции ходить', - с нескрываемым торжеством произнесла она. Особенно она комплексовала после лекций, на которых со всего потока набиралось народу меньше, чем есть в одной учебной группе, а так как в учебном плане эти лекции помогали не сильно (редкий преподаватель находил повод съязвить, задав коварный вопрос о некоем моменте, специально подчеркнутым им на лекции), то подобный подкол был, пожалуй, единственным способом восстановить уязвленное самолюбие. Мальчики, впрочем, оказались настойчивы и даже предложили Арине шоколадку. Ее она отвергла, а тетрадь все же открыла, начав попутно оправдываться, что 'здесь есть не все', 'все равно спрашивать это она не будет, она говорила, лучше почитайте учебник', 'вот здесь я записала не полностью', 'вот тут я зарисовала коряво, вряд ли вы поймете', и так далее. Дарья молча смотрела на эту вакханалию, и почему-то лишь улыбка приходила ей на уста.
'Забавно и странно все это!
– размышляла она, - это как если бы тебя просто так посадили в тюрьму, а потом выпустили. И сказали бы: 'Возрадуйся! Мы тебе даруем свободу! Вот какие мы гуманные!' И ты будешь счастлив в этот момент, и будешь ноги целовать отпустившим тебя вчерашним мучителям'. Семинаристка пришла на занятия в приподнятом настроении, объявила о своих неотложных делах, и уже спустя полчаса группа гурьбой повалила по пустынным коридорам в сторону раздевалки. В общем фоне выделялся голос Оксаны, возмущавшейся, что она потратила вчера целых два часа на подготовку презентации, и все зазря.
Дарья, конечно же, обо всех презентациях забыла, быстро погрузившись в привычное для себя состояние, в котором и провела время в вагоне метро. Выйдя на поверхность, Даша увидела раздатчика листовок - типичная картина для столицы. Парень протягивал листовки каждому проходящему мимо него, однако, увидев Дашу, глупо улыбнулся и протянул листовку следующему пешеходу. 'Ну вот так. Вот кто я такая. Даже никому не нужную листовку, которую они выкинут потом... И здесь, и то, и то меня не замечают'. Даше стало смешно, и она начала смеяться так громко, что люди расступились. Заметив это, она продолжила смеяться, избегая толпы. 'Тебя тоже достала эта власть?' - красовался риторический возглас на тротуаре, а над ним громоздился постер с рекламой очередного жилого комплекса. 'Ключи уже ждут вас', - выделялись гигантские буквы, и Даша почему-то представила, как некие ключи скучают в ожидании своего владельца. Они, вместе с ключами таких же еще не проданных квартир играют в лото, домино, шашки, но их остается все меньше и меньше, пока не остаются последние, одинокие ключи. 'И ведь вне зависимости от того, когда я куплю, такие всегда будут. Всегда будут страдающие последние никем не выбранные ключи'. Ей казался крайне забавным подобный ход мыслей, но неожиданно для себя она обнаружила и разгадку: 'Выход единственный - не покупать квартир, или договориться так, чтобы были скуплены все квартиры, за исключением двух. Да, тогда и вообще, от двух до всех', - тут Дарья уже и заулыбалась от глупости и абсурдности собственных рассуждений. 'Удивительно, какой же этот мир искусственный. Он словно плывет, а я плыву вне его, но вроде как и параллельно с ним. Печенье со вкусом малины. Там нет малины, но есть ее вкус. Сигареты со вкусом клубники. Конфеты с коньяком. Лапша с ароматом курицы. Аромат курицы. М-м-м. Ах. Как он сладок. Искусственные цветы и то честнее, чем наша жизнь - они по крайней мере не пытаются показаться настоящими. А нарисованные цветы на открытках? Да и сами тексты этих открыток? Улыбочки в интернет-сообщениях? Порой, мне кажется, что мира нет, но все, абсолютно все кругом, уверяет меня сейчас в обратном. Как вам не стыдно! Как не стыдно? А кто мы - мы не люди со вкусом людей, разве что без табличек со словом 'человек'? Да - внешне вроде и похожи, руки-ноги есть, а внутри такой же аромат курицы, набор готовых красивых почерпнутых где-то фраз, моделей поведения, остатки себя, убитые в борьбе с детской непосредственностью, всеми осмеиваемой. Если человек подразумевает собой личность - то личности ли мы? Нет, мы живем в противоестественном мире названий, где есть логика в одном фонетическом благозвучии. Мы показываем сюжеты о людях, где говорим о них постановочные красивые вещи, как было недавно в институте, где у студентов спрашивали мнения
По дороге домой Даша свернула в парк, села на лавочку и начала делать свои зарисовки в блокнотике. Люди ходили мимо и не замечали ее. Она почему-то вспомнила свое поступление в институт. Забылась уже эпопея с баллами, нервы на экзамене, торопливые расчеты, сумятица 'проходим - не проходим', долгожданный приказ о зачислении, трясущиеся коленки перед первым днем знакомства, вздох облегчения от того, что ее новые товарищи вроде как приятные ребята - они сидела и прокручивала вновь эти воспоминания в своей голове, как ленту диафильма, рассматривая каждый кадр в деталях и получая удовольствие. Ей казалось, что воспоминания из прошлого напоминают разбитое зеркало, где часть осколков подмели, а малая часть осталась, но эта малая часть выражала наиболее сильные эмоции в тот или иной момент. Остался и бесчувственный хребетный каркас зеркала, словно связующая нить, фиксирующий основные вехи жизни. Но как же они были очевидны и подобны! Сколь ни нанизывай на них увлекательных историй, они могут привлечь внимание в обществе, даже сделать человека центром внимания на какие-то мгновения, но Дарье эти моменты казались до того несуразными, что и заикаться о них она боялась. Вопрос 'какие ваши основные достижения' ставил ее в ступор: 'Странно все это... Как я могу сама это определять? Судья ли я себя? И то, что мне кажется достижением, не интересно кроме меня никому, а то, что кажется достижением окружающим, на деле не потребовало от меня ровным счетом ничего, никаких усилий, напротив, все происходило как будто случайно, словно меня вела некая невидимая рука, а я повиновалась ей. Моя заслуга лишь в том, что я не противилась? А мне кто-то говорил, что можно противиться, меня об этом спрашивали?' Она перелистывала эти яркие воспоминания, но не все было гладко, чувство неудовлетворенности, неуверенности, неясности подтачивало ее, и она никак не могла понять с какой стороны. 'Оправдал ли институт мои ожидания? Ведь я словно плыву по течению... Пошла, потому что все поступали, а дальше что... И зачем мне все это... Как же все порой кажется бессмысленным! Вот, помнится, каждое учебное заведение гордо рассказывает о своих знаменитых выпускниках. И каждый из них говорит одинаковые слова о том, как именно данное замечательное образовательное учреждение сделало его таким выдающимся деятелем. Но ведь почему тогда не приводят и обратный пример? Выпускники-бомжи? Умершие от передозировки? Сидящие пожизненное за разбой? Неужели таких нет? Это все ПТУшники? Да ведь есть! И почему их нельзя спросить, тех кто жив, - понятно, что вторую категорию уже не спросишь; спросить, как повлиял на них сей институт, что заложил. Вот это было бы справедливо! Вот будь я рекламодателем, я сделала бы так. Вот ролик, например, о стиральном порошке. И идет опрос на улице. Не монтаж. И реальная выборка. Кому-то порошок нравится и он им регулярно пользуется, кто-то о нем не знает, а кто-то громко скажет, что это ничего не отстирывающая туфта. Вот это будет сильно! Это даст просмотры, повысит популярность! Почему до этого еще никто не додумался? Удивительно!'
Придя домой, Даша ощутила сильнейший наплыв апатии. Делать ничего не хотелось, через силу она поддержала диалог с домашними, дождавшись, пока те уйдут спать, уселась на подоконник, обхватив голову руками. Окно было закрыто, но она поглядывала за стекло с нескрываемым соблазном. Тяжело вздохнув, она села на пол. Со стола под дуновением ветра, вызванного ее резким движением, слетел листочек и спикировал рядом с ней. Она взяла ручку. Но ничего не писалось. Тоска была настолько щемящей, что казалось, что сердце сейчас само зажмется и вылетит наружу напрочь. Незаметно для нее рука сама начала выводить на листке какие-то символы. Она откинулась. Время тянулось бесконечно. Она открыла глаза и видела лишь потолок. Она закрывала глаза и видела отчаяние, и оно казалось более жизнеутверждающим. Бесконечно лежать с закрытыми глазами было жутко, но открыв, она вновь видела лишь потолок. Впрочем, слезы уже достаточно запрудили собой все протоки, и потолок плавал, искажаясь в жидкостных отблесках. Она перевернулась, скрипнув от боли затекших конечностей, и заметила листочек. Он сиротливо лежал около нее, ручка томилась рядом же. 'Зачем жить в мире, где нет родственных душ?' - вопрошала надпись Дарьиным почерком. Сейчас она уже не выдержала и залилась слезами. Она плакала отчаянно и безмятежно, даже, когда, казалось бы, слез уже и не было. Ей хотелось, как в детстве, подойти и удариться головой о стену, и биться в конвульсиях, пока окружающие отворачиваются, чтобы не глядеть на эту провокацию и не уступать, не оказываться манипулируемыми, потакая подобной дикости. Но Даша не стала ударяться о стену, не потому, что ей было жалко свою голову, но потому, что ей не хотелось будить домашних. Она прекратила плакать, аккуратно взяла руками листочек и убрала его на полочку. Там уже лежали подобные отчаянные изречения за разные годы. Сейчас она взяла в свои руки фразу, записанную в тринадцатом году, то есть когда Дарье было пятнадцать. 'Они все желают мне только зла, день и ночь вынашивая коварные планы, как свести меня с ума', - говорилось в ней. Фраза о бывших одноклассниках заставила Дашу улыбнуться. 'Какая я была глупая! Я думала, что они меня не любят, обижалась на какие-то издевательства. А ведь им было глубоко плевать на меня, я им безразлична. Напротив, люди... Люди так устроены, что им нравится унижать кого-то, доминировать, утверждать себя. Им абсолютно все равно, кто такой слабый им попадется. Как же смешно сейчас это читать. Да я ведь сама, сама себя не понимаю! Абсолютно! А если я сама не могу себя понять, почему я другие тогда должны? Почему? И почему я должна понимать себя? Откуда идет это долженствование?'
Даша задвинула ящичек, потушила свет, разделась и легла спать. Отчаяние, на время ее покинувшее, начало вновь постепенно заполнять тело, как неприятный запах расползается по комнате, в итоге ощущаясь во всех ее углах. Но было уже довольно поздно: не успело оно заполнить ее и на часть, как Дашу обуял сон. Сны были странными и перемежающимися. Розовая радуга надежды сменялась тотальным уничижением. Дарья страдала и во сне, была счастлива, и просыпалась, полностью забыв увиденное. Начинался новый день и новая борьба с самой собой и окружающей действительностью...