Второй мир
Шрифт:
— Эй! — удивился я.
Но меня никто не услышал.
— У меня что, руки холодные? — хихикнула она прямо мне в ухо.
— Нет. — С моих губ слетел стон. Сейчас совсем не время… особенно после того, что случилось. Но я не мог справиться с первыми волнами возбуждения; она ласкала меня своими теплыми руками, гладила, обнимала. Очень странное ощущение! Хотя она прижималась ко мне вплотную, я ее не видел. Даже не слышал ее дыхания.
Дальше все стало еще более странным. Я чувствовал что-то, только когда Энди прикасалась или прижималась ко мне; темнота и тишина перемежались на удивление острыми уколами, как ударами тока, когда она ласкала меня. Я переминался с ноги на ногу; возбуждение росло. Я крепче прижал ее к себе.
— Я же сказала, не двигайся, — произнесла она словно в трубу, прижав губы к моему уху. Поскользнулась, но я не дал ей упасть. Потом понял, что она привстала на цыпочки. — Ты должен стоять тихо, — повторила она, — иначе забудешь, куда идти, и мы никогда отсюда не выберемся.
Я послушно застыл на месте; она быстро расстегнула «молнию» на моих брюках. Под действием нового, незнакомого ощущения я задрожал. Стало жарко… сердце билось все чаще. Никогда еще я не испытывал ничего подобного. Пожалуй, ближе всего то, что я чувствовал, было к «приходу» после укола героина. Вот Энди отпрянула, всего на долю секунды, и меня сразу зашатало. С трудом восстановив равновесие, я стал ждать ее в тихой, неподвижной тьме. Потом она снова приблизилась словно из ниоткуда и, к моему удивлению, спустила с меня брюки. Я не видел ее, но чувствовал ее наготу.
Я притянул ее к себе, приподнял так, чтобы можно было дотянуться до ее губ, и начал ее целовать. По тому, как жадно она ответила, я понял: поцелуй важен не только для меня, но и для нас обоих. Ощущения усиливали кромешная тьма и полная тишина. Мы прильнули друг к другу, целовались и любили друг друга.
Оказалось, это так просто — стать одним целым. Соединились не только наши тела, но и чувства. Мне показалось, что теперь мы уже не сможем разлепиться. Мы двигались в унисон, а губы продолжали исследовать друг друга.
— Я люблю тебя, — сказала она, и на сей раз я отчетливо расслышал в темноте ее слова.
— Я люблю тебя, — отозвался я, искренне веря в то, что говорю. Раньше я никогда еще и никому не признавался в любви… Я взял ее за плечи и отчетливее повторил в самое ее ухо: — Я люблю тебя!
— Я тоже тебя люблю, — ответила она.
— Я в самом деле тебя люблю, — сказал я — снова в темноту, чувствуя ее близость. Потом вернулась тишина.
Я понимал, что сказанного мало, недостаточно. Мне хотелось сказать что-то еще. Мне стало грустно. Больше я ничего сказать не мог.
Неужели это и есть любовь? Неужели любовь — когда понимаешь, что никогда не выразишь словами то, что чувствуешь сердцем?
Вдруг она застыла — непонятно почему. Вздрогнула, отстранилась от меня, снова подошла.
— Что случилось? — встревоженно спросил я, наклонившись к ее уху.
— Ничего. Нам надо одеваться. — Сухой, ледяной голос.
— Ладно.
— С тобой точно ничего не случилось? — спросил я, одевшись и снова нащупав ее в темноте.
— Да, — ответила она мне на ухо, по-прежнему холодно.
Может быть, она смутилась, потому что излила на меня свои истинные чувства? А потом вспомнила, какую жизнь она ведет сейчас…
— Сколько еще, как ты думаешь? — Я попробовал сменить тему.
— Где-то полчаса. Пусть все про нас забудут.
— Да, наверное. Ты уверена, что с тобой все в порядке?
— А что со мной может случиться?
Молчание окутало нас. Каждый думал о своем.
— Хочу сесть, — сказал я через три минуты.
— Неплохо придумано, — ответила она. — Главное, не забывай, в какую сторону лицом ты стоишь.
— Где ты? — спросил я, когда она снова отпрянула.
— Я тут, близко. Когда настанет время уходить, я до тебя дотронусь.
Я соскользнул на пол и там, в кромешной тьме «Темных зон», принялся размышлять, то есть делать то, что мне лучше всего удается. Да, у нее внезапно изменилось настроение… Ну и что? Это не должно меня смущать или сбивать с толку. Со временем все само собой разъяснится. Сейчас же предстоит найти ответы на множество других вопросов.
Зачем я здесь и что мне делать дальше? Тьма помогала. Окутанный ею, я почти видел собственные мысли. Вспомнил, что произошло за последние двадцать семь часов, постепенно выпутался из паутины второстепенных событий и сосредоточился на главном.
В полной тишине и кромешной тьме найти ответ оказалось гораздо проще.
Впервые с тех пор, как началось это приключение, картинка начала складываться в единое целое.
Большой Северный бульвар
6M668V37635, «Изумрудный город»
Реальное время: 14 часов 55 минут после контрольной точки
Суилкин шел в толпе, идущей за «Титаником».
Должно быть, «Тема» угрохала целое состояние на перепрограммирование «Изумрудного города».
Зрелище оказалось необычайным. Огромный красавец лайнер, который в свое время считался последним достижением мировой техники, скромно плыл по «Изумрудному городу». В ста метрах впереди и позади огромного корабля желтые кирпичи превращались в перекатывающиеся синие волны. Волны били в борт корабля. В его кильватере тянулся белый пенный след.
Суилкин решил, что Смит затеряется в самой плотной толпе — а самая плотная толпа, несомненно, следовала за «Титаником».
Он уже получил донесение уличного торговца масками. Мастер игры где-то впереди. Чутье подсказывало Суилкину, что он близок к цели. На самом деле в «Изумрудном городе» мало мест, где Смит может спрятаться и где его не засекут ни камеры-шпионы, ни киберкопы.
Суилкин запрокинул голову. На нескольких палубах гуляли приглашенные гости, разодетые в костюмы начала двадцатого века. Они сверху махали людям в толпе. Суилкин вышел на связь со своим заместителем.
— Мы уже проверили всех гостей на «Титанике»? — спросил он у Тиррела, не повышая голоса.
— Проверяем. Пока ничего. У «Темы» превосходно налажена служба безопасности. Да и как может быть иначе, когда речь идет об азартных играх!
— Что насчет экипажа и обслуги?
— Представители «Темы» уверяют, что брали только проверенных, надежных людей.