Второй шанс Роберта Уоррена
Шрифт:
Однако вскоре после ужина Уоррен снова оказался у знакомых дверей, и снова почти невольно. Доктор Джессоп встретил его с улыбкой и совершенно не удивился, будто прекрасно знал, что профессор вернётся. Что ни говори, подумал Уоррен, в другом месте и в другое время мы, наверное, даже могли бы стать друзьями.
На следующий день профессор пришёл снова, потом опять, и так всю неделю. Входя в лазарет, он молча садился у кровати, где лежал «ледяной мальчик».
Джессоп не задавался вопросом, что заставляло профессора Уоррена искать общества этого мальчика.
Впрочем, сам Уоррен тоже не смог бы объяснить, зачем приходит, да и не стал бы пытаться. Ему достаточно было раз взглянуть на спокойное лицо мальчика, чтобы почувствовать, как яркие лучи солнца разгоняют тьму и придают его разуму новых сил. Да, план тоже оставался где-то там, задвинутый в дальний угол сознания, хотя и готовый, пусть не в ближайшее время, вновь обрести актуальность.
Доктор Джессоп был совершенно уверен: даже в бессознательном состоянии пациенты слышат слова присутствующих в палате и это способствует их пробуждению. Однажды вечером он рассказал Уоррену, что и сам иногда обращался к мальчику, подробно описывая ему свои действия. И тогда профессор решился. На следующий день он появился в лазарете с книгой в руках.
– Уолт Уитмен, – прочёл на обложке доктор Джессоп. – Стихи.
Не зная наизусть ни детских рассказов, ни сказок, профессор взял за правило в каждый свой приход прочитывать хотя бы по паре страниц: то стихи любимого Уитмена, то главу из справочника по квантовой физике или брошюрку о выживании на арктической военной базе. Как-то ему даже попалась статья о здоровом питании в условиях Заполярья. Не обращая внимания на самодовольные подмигивания доктора, Уоррен надевал очки и читал, время от времени катая в руке найденный у мальчика чёрно-белый камешек: ему нравилось ощущать под пальцами эту абсолютную гладкость.
А однажды профессор случайно коснулся вытянутой вдоль тела руки ребёнка и, недолго думая, взял его ладошку в свои. Она казалась невероятно крохотной и хрупкой – совсем как насквозь промороженный ботинок, когда-то найденный им во льдах; настолько хрупкой, что профессор не решался сжать её, страшась увидеть, как та рассыплется.
– Он ведь никогда не очнётся, правда? – спросил Уоррен доктора Джессопа.
– Ну, состояние у него стабильное.
– Но в сознание он не придёт.
– Наверное, нет, – вздохнул Джессоп. – Но вам не кажется, что, когда о нём заботишься, и самому легче?
Уоррен уже думал об этом. Он не мог понять, оказывает ли какое-нибудь воздействие на ребёнка, но сам в его присутствии определённо чувствовал себя лучше.
Бессонница Алекса была подобна раку, день ото дня поглощавшему всё новые и новые здоровые ткани. Казалось, чем старательнее Алекс избегал света, тем яростнее свет преследовал его, не давая ни секунды передышки и при первой же возможности становясь ещё ярче.
Вскоре молодой человек обнаружил, что у него дрожат руки; днём позже, в лаборатории, он опрокинул прибор, а когда Уоррен подошёл помочь собрать осколки, внезапно расплакался.
– Ты чего это? – удивлённо спросил профессор.
– Сам не знаю. Как-то странно себя чувствую – должно быть, из-за света. Уже пару суток совсем не сплю. – И Алекс вновь принялся высматривать по полу кусочки стекла.
– Может, тебе стоит заткнуть щели в ставнях?
Ассистент поднял голову, словно демонстрируя следы своих страданий: на восковом лице выделялись синюшные глазницы, щетинистые щёки ввалились.
Уоррен был потрясён. Как это он упустил столь чудовищную трансформацию человека, которого видел каждый день? И давно парень в таком состоянии?
Алекс украдкой вытер слёзы.
– Я тут обнаружил, что солнце движется по гауссиане. Точнее, по синусоиде, – выдавил он, пытаясь улыбнуться.
– О чём это ты?
– Я вчера наблюдал закат… В смысле, то, что здесь называют закатом… – Алекс нервно потёр губу. – Солнце склоняется к горизонту, касается его, а потом снова уносится вверх. И подобный трюк оно проделывает постоянно, так ни разу и не уйдя за горизонт. Получается непрерывная синусоида, понимаете?
– Теперь, похоже, понимаю.
– Просто я не мог уснуть, – повторил Алекс. – Потому и искал способ скоротать ночь.
– Переводя движение солнца в математические формулы?
– Вам это кажется странным?
Уоррен на мгновение задумался.
– Думаю, есть и куда более странные способы, – сказал наконец он, подбирая разбросанные по полу детали.
– Вроде «ледяного мальчика»?
– Давай-ка лучше приберёмся.
Вечером, возвращаясь из лазарета, Уоррен снова увидел Алекса. Создалось неприятное ощущение, что ассистент поджидал именно его, но профессор промолчал.
– Не спится? – спросил Алекс.
– С чего ты взял?
– Тогда почему вы не у себя?
– Не думаю, что тебя это касается.
Сквозь пелену взметённых ветром снежинок молодой человек бросил взгляд туда, откуда пришёл профессор.
– Так вы из лазарета?
– Спокойной ночи, – настойчиво произнёс Уоррен и зашагал прочь.
– Значит, от «ледяного мальчика»? Говорят, он совсем овощ. Растительная форма жизни.
Уоррен остановился, не обращая внимания на бьющие в лицо порывы ветра. Казалось, он хотел что-то сказать, но передумал.
– Вроде как шутка природы, – продолжал Алекс. – Вы же не рассчитываете вернуть его из мёртвых?
– Мне пора.
– Это ведь я вас спас! Я вытащил вас из-под той скалы! – донеслось до Уоррена сквозь завывания ветра. Но он предпочёл думать, что ему просто послышалось.
Следующие несколько дней Алекс бродил вокруг лазарета, время от времени заглядывая внутрь, но, встречаясь взглядом с доктором Джессопом, делал вид, что просто шёл мимо.
Тогда доктор решил, что стоит сообщить Уоррену.