Второй вариант
Шрифт:
— Хороша охотница, а? — обратился Дрыхлин к Савину.
Давлетов подумал вслух:
— Как же мы все здесь поместимся?
— Знаете, Женя, — продолжал Дрыхлин, — а ведь она положила на вас глаз. Я для нее — гость. А вы — бойе, друг, значит. Чуете, Женя?.. Между прочим, если я не обманываюсь, в торбе, что привязана к поняге, соболь.
— Какой поняге?
— Заплечная доска — поняга. Кстати, гораздо удобнее рюкзака. На Тунгуске у всех охотников такие... Вы же никогда соболя не видели, Женя. Попросите ее показать.
Девушка
Да что же это такое? Как же могла так распорядиться жизнь, определив женщине мужскую судьбу? Ей бы по асфальту — в модных сапожках и в своей мохнатой шапке. Поставить бы обеих: ту — королеву и эту рядом — глядите, кто лучше? Но это несбыточно, невозможно, как нельзя столкнуть стылый голубой день и мягкую буранную ночь.
Она встала, подошла к столу, спросила:
— Можно убирать?
— Нет-нет, — торопливо ответил Давлетов. — Отдыхайте, мы сами.
Но она уже взялась за посуду, с женским проворством и привычкой.
Давлетов взглянул на часы: было начало десятого. Больше двух часов прошло, как появилась в избушке охотница, и не ясно было — много это или мало.
— Что ты ищешь, гость, в этих местах? — неожиданно спросила она Дрыхлина и прострелила его в упор своими раскосыми глазами. — Соболя ищешь? Или я ошибаюсь?
— Я ищу землю для трассы БАМа, — ответил он. — А вот Женя соболя никогда не видел. Можете вы доставить ему такое удовольствие?
Он будто зрил сквозь холстину, потому что из той самой торбы, прикрученной к поняге, она и вытащила темно-коричневую, чуть больше рукавицы, шкурку. Бросила ему на колени. Он взял ее, дунул на мех. Протянул Савину:
— Полюбуйтесь, Женя. Хоть и не экстра, но хороша.
Савину вдруг стало неуютно и тоскливо. Что-то укололо его, и этот укол вызвал в нем мгновенное и необъяснимое ощущение тревоги. Он явственно ощутил, что из-за стола уходит благожелательность. Глядел на охотницу, на Дрыхлина, пытаясь понять то, что ускользнуло от него. Дрыхлин поднялся за чайником, сыпанул не меряя из пачки в кипяток заварки. Охотница провожала взглядом каждое его движение. Шкурка лежала около Савина, темная, невзрачная, с желтоватым размытым пятном у шеи. Для приличия он потрогал ее. И спросил тоже для приличия:
— Чего она такая маленькая?
— Не выделанная еще, Женя, — откликнулся от печки Дрыхлин. — Понравилась?
— Не знаю. Шкура и есть шкура.
Охотница отреагировала на его слова удивленным:
— О, бойе!
Обласкала взглядом, и он словно бы почувствовал теплое прикосновение к лицу. Оно было настолько осязаемым, что он даже тряхнул головой, прогоняя наваждение. Но ничего не получилось. Будто его заколдовали. И только голос Дрыхлина смахнул эту колдовскую волну.
— Не продадите?
— Какую цену дашь, гость?
— Вам удобнее самой назвать цену.
— Зачем она вам, товарищ Дрыхлин? — спросил Давлетов.
— Не мне, Халиул Давлетович, — жене. Приспичило ей соболью шапку. У одной соседки есть, у другой, а у нее, видите ли, нет. Вот и пообещал при случае...
Савин отодвинул от себя шкурку к Дрыхлину, поднялся, встал рядом с охотницей, прикоснулся плечом к ее плечу. Хотел поймать ее взгляд, чтобы еще раз почувствовать невидимое прикосновение. Но она молча смотрела на Дрыхлина.
— Что же вы молчите, Оля? — не выдержал тот.
— Боюсь прогадать.
— Может быть, у вас еще есть?
— Здесь нет.
— Не надо стесняться, девушка. Дело есть дело. Скажите, сколько я должен вам?
Давлетов недоумевая и с неприязнью глядел на них. Она засмеялась тихим смешком, и Савину подумалось, что улыбка ей очень идет. Засмеялась, превратилась в девчонку и сказала, как процитировала:
— Все оборотни в шкурах и перьях прячутся в пещерах и утренних туманах.
Дрыхлин непонимающе уставился на нее, подчеркивая свое непонимание выражением лица.
— Это ничего не стоит, гость! Это тебе подарок. — Она улыбнулась, но как-то смутно, странно, через силу, будто сожалея о подарке.
— Нет-нет! — запротестовал Дрыхлин. — Так я не возьму.
— Бери, бери, гость.
— Не могу.
— Как ты можешь отказываться, если знаешь наши обычаи? Сказал «нет» — оскорбил хозяина и его дом.
Дрыхлин развел руками, простецкая его улыбка раздвинула щеки.
— Сдаюсь и принимаю подарок. Но чувствую неудобство и желаю отдарить. — С этими словами отстегнул с руки часы; взяв ее руку, вложил их в ладонь. — Примите от меня. Электроника!
Несколько секунд она разглядывала циферблат с меняющимися и скользящими на глазах цифрами.
— Беру их, гость, чтобы не обидеть тебя, — сунула небрежно часы в карман брюк. — С твоего разрешения я подарю их дяде.
— Дело ваше, милая девушка. Вы вольны распоряжаться.
Она искоса бросила взгляд на Савина и сразу же повернулась к Давлетову, словно задала ему немой вопрос. Помешкала, произнесла неуверенно:
— Хочешь такую же?
Давлетов неодобрительно покачал головой: