Вторжение
Шрифт:
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Во все окна Верочка глядела, поджидала сестру. Уйдя без завтрака, Наталья как нарочно припозднилась, не пришла и к обеду. "Ну и вредная! Уйдет, так ровно на целую вечность!" — сердилась Верочка.
А как хотелось именно сейчас, в эту минуту, подивить сестру! Во–первых, получено письмо от Алексея, плотное такое — не иначе, карточка вложена. Наташе это доставит немалую радость. Во–вторых… Тут Верочка замолкала, чувствуя, как щеки обдает жаром. Несколько раз любопытства ради порывалась она спросить, как быть, если приглянулся парень, и что ей, Верочке, в таком случае
Все это столь же волновало, сколь и смущало Верочку. Как всегда, поверяя свои нехитрые тайны старшей сестре, Верочка не могла ее дождаться и сомневалась, успеет ли обо всем поговорить. Ведь у нее прорва дел — отец велел воды в кадку налить, да загнать в катух корову, овец, да накормить наседку с выводком крохотных цыплят, тенькающих в кошелке, а за окном густеют сумерки, того и гляди звуки гармони покличут на вечеринку.
С улицы послышался голос Натальи, и Верочка метнулась к ней козочкой. Жгуче–синие, как утреннее небушко, спокойные, слегка выпуклые глаза Верочки доверчиво лучились.
— А я ждала–ждала тебя, — нараспев протянула она и вдруг, заметив на лице сестры озабоченность, забеспокоилась: — Чего такая невеселая?
— Да так просто… устала.
— Хочешь, я тебя обрадую? Ну, скажи, хочешь?
— Смотря чем.
Повернувшись на каблучках, Верочка убежала в комнату, взяла с подоконника письмо и, озорно сверкая глазами, сказала:
— Ну–ка, пляши. Вот здесь… сию минуту!
Наталья пыталась взять письмо без лишних церемоний, но сестренка отступила на шаг и спрятала дрожащий в руке конверт за спину.
— Отдай. И охота тебе домогаться, — попросила Наталья и как бы невзначай спросила: — От кого письмо–то?
— Странно: от кого же, как не от Алешки? И карточку, видать, вложил. — Верочка подала письмо, не сводя с нес восхищенных глаз. Наталья надорвала с уголка конверт, вынула сдвоенный листок, быстро пробежала его взглядом, потом с минуту подержала в руке карточку. За время, пока она читала письмо и разглядывала фотоснимок, ни один мускул на ее лице не шевельнулся и глаза не загорелись, по обыкновению, утешающей радостью. "Что это с ней? Вроде и недовольна?" Верочка взяла со стола только что отложенную карточку, долго рассматривала, гладила пальцами глянцевитую бумагу, на которой Алексей Костров был заснят в полный рост, перепоясанный ремнями; выражение его лица было задумчивым, слегка грустным.
— Если бы не доводилась мне сестрой, я бы никогда тебе не простила! запальчиво проговорила Верочка.
— Почему?
— Такой видный парень! А для тебя вроде бы чужой…
Борясь с собой, Наталья помимо воли ответила:
— Ах, ничего ты не понимаешь…
Подивилась Верочка, изумленно посмотрела ей в глаза: не шутит ли? Нот, она говорила вполне серьезно. И Верочка с обидчивой усмешкой спросила, едва выговаривая:
— Как ты смеешь? И не стыдно? Жена…
— Перестань! Не твоего ума дело, — перебила Наталья и удалилась в закуток. Вынула жестяную заслонку, поддела рогачом чугунок, из которого пахнуло вкусным, душистым паром. Потом налила в тарелку щей, порезала мелкими ломтиками черный хлеб. И пока ела, Верочка успела сбегать к колодцу за водой, загнала приученных ходить вместе на выгон корову и двух барашков. Зайдя в избу, Верочка
Как бы в ответ на ее мысли Наталья улыбнулась.
Отношения между сестрами были необычными. Верочка тоже рано лишилась родной матери, и поскольку Игнат, как, впрочем, и многие отцы, не расточал особых нежностей, да и не умел этого делать, то все заботы и ласки взяла на себя Наталья, которая оказалась отменно щедрой на чувства и в какой–то мере сумела заменить ей мать. И не потому ли Верочка льнула к сестре, почитала ее и горячо прислушивалась к советам и наставлениям? И если и случались размолвки, то это было очень редко. К тому же Верочка не обижалась, по характеру была очень отходчивой. Вот и сейчас — не успело остыть чувство обиды, как Верочка запросто подошла к сестре, спросила:
— А в чем мне выйти погулять?
— Куда ты собралась? На вечеринку? — в голосе Натальи послышалось удивление, сменившееся согласием: — Ты уж взрослая. Надень новое платье, то, что с ромашками. Незачем его жалеть.
— Это правда? Я взрослая, да? — зардевшись, переспросила Верочка, а про себя подумала: "Вот и хорошо. Вот и поспрашиваю сейчас, как это можно нравиться парню и что делать, если кого–то любить хочется?"
Наталья улыбнулась и, помедлив, тихо вздохнула.
— У тебя, Верок, все впереди, — ласково проговорила она. — И любовь, и счастье… А мне уже двадцать, четвертый… Прошла молодость, отшумела, как кленовый листок по осени.
— Наговариваешь на себя, — заметила ей Верочка и присела рядом, обвила ее шею совсем еще по–девичьи, неумело и порывисто.
Они помолчали, испытывая тихую, уединенную радость.
— Ната, скажи… — прерывающимся от волнения голосом заговорила Верочка, — ну вот, когда любишь… Как поступить? Просто не пойму… — Вся пылая, она закрыла глаза.
Лицо Натальи приняло выражение озабоченности, в темных зрачках вспыхнул и враз потух игривый блеск; как–то по–новому, осуждающе смотрели эти глаза на младшую сестру. "Но я же сама путаюсь в своих чувствах. И смогу ли, имею ли право советовать, как любить?" — на миг ужалила Наталью мысль. Хотя и не поддаваясь чувству раскаяния, она по–прежнему глядела на сестренку серьезно, с выражением упрямой требовательности.
— Верок, милая, тебе об этом пока рано думать.
— Не понимаю, что же тут плохого? — тоскующим голосом отозвалась Верочка. — Любят же другие… И сама, неужто не любила?
— Мое дело спетое, — вздохнув, проговорила Наталья. В ней боролись чувства осуждения самой себя и строгой ревности к ней, к Верочке. — А ты еще мала. Вот окончишь шкоду… И поймешь, во многом будешь сама разбираться. А пока не забивай себе голову…
— Значит, и на вечеринку не идти? — Верочка обиженно поджала чуть припухлые обветренные губы.
— Сходи. Но только, чтоб никаких шалостей… Подальше будь от парней, слышишь? Подальше! — повышенным тоном сказала Наталья.
Без особого усердия, кое–как Верочка свила волосы в две косички, заплела в них синие ленты. Потом осторожно сняла ставшее непомерно узким платье, надела новое. Наталья поглядывала на нее, а мысленно, быть может помимо желания, унеслась туда, на дорогу, где свиделась утром с Завьяловым. "Какие у него глаза… Просто горят! И я не могу… Не в силах владеть собой!" — в невольном забытьи прошептала Наталья и вздрогнула, поймав, как показалось, Верочкин укоризненный взгляд.