Шрифт:
АНДРЕЙ ИЗМАЙЛОВ
ВТОРЖЕНИЕ
Правда о Бармалеевке-83
ПРОЛОГ. Много легенд и народных поверий связано с Бармалеевкой.
Нам нужна только правда. Нам: Рыбакову, Столярову, Измайлову. Для чего и посылают.
СЛУХИ. Рыбаков сразу заявляет, что ни в какую Бармалеевку не поедет. Он
часто так заявляет. Он любит, чтобы его уговаривали. Все знают, что он поедет. Поэтому уговаривают вяло. Рыбаков соглашается. Что такое Бармалеевка? Отвечают бармалеевцы прошлогоднего призыва - Витман, Жилин, Майзель. Бармалеевка - кругом одни писатели, они много пьют и много говорят о фантастике, еще им показывают кино. Год назад там Витмана назвали классиком. Так он говорит. Как назовут нас? Жилин говорит - там отлично кормят. Майзель молчит. Он вообще ничего про Бармалеевку не помнит. Он вообще ничего не помнит. И вообще отсутствует.
ТРИ НАКАЗА. Какие будут напутствия? Экселенц напутствует: а) не пить,
б) не болтать, в) не рассказывать анекдотов, только слушать. Принимаем к сведению. Столяров говорит: "Две недели потерпеть можно". Измайлов тут же рассказывает анекдот с сильным содержанием. Экселенц смотрит тревожно, понимает - нужна отдушина. И разрешает: "Несите всех по кочкам как хотите!" Хорошо...
ЕЩЕ НЕ ЕДЕМ. Кто придет первым, тот займет нижнее место. Так договорились.
Первым - Столяров. Двадцать минут до отхода поезда. Койка занята. Пятнадцать минут. Никого. Десять минут. Появляется интеллигентный Измайлов. Пять минут. Рыбакова нет. Три минуты. Рыбакова нет. Измайлов и Столяров нервно беседуют о литературе. Минута. Роняя чемоданы, появляется Рыбаков. Едем!
ЕДЕМ. Неожиданно хорошо. У всех троих накопилось - было, что выплеснуть.
Из себя. Потом - в себя. Самочувствие хорошее. Поезд работает нормально. Стучит колесами, навевает. Рыбаков ушел. Рыбаков пришел. Не один. Но с мужчиной. Мужчина продал гадкий кофе по рублю. Измайлов так и не попробовал - куда-то кофе подевался. Рыбаков снова ушел. Он непоседливый. Столяров и Измайлов поют. Поют хорошо. Громко. Им так говорят из соседнего купе. Голосуем, что пора спать. Ложимся. Столярову достается самая верхняя койка.Все заснули. Потом Рыбаков говорил, что не спал. Вероятно лжет. Или нет.
МОСКВА. ВСЕ РАВНО ЕДЕМ. Проснулись. Самочувствие неожиданно хорошее.
Поезд работает нормально, но замедляет ход. Рыбаков смотрит в окно. Говорит, что Серпухов. Появляется проводница самочувствие у нее нехорошее. Она говорит, что Москва. Измайлов верит Рыбакову и все еще лежит. Думает - Серпухов. Оказывается, нет. Еще нет свитера Измайлова. Все ищут свитер. Поезд едет дальше. Все ищут свитер. Измайлов решает, что и без свитера хорош, надевает рубашку. Рыбаков находит свитер. Поезд работает нормально. Проводница ведет себя ненормально. Ленинградские писатели со свойственной им хладнокровностью обмениваются незлобными шутками, впечатлениями,билетами.Поезд куда-то прибывает.Окончательно.Прыгайте! Прыгаем.
МОСКВА. ИДЕМ. Темно. Никого. Рельсы. Мутные редкие фонари. Гудки. Интимные
женско-мужские переговоры по громкой диспетчерской связи. Глубокие рыхлые следы от ленинградских писателей. Это - Москва! Столяров спрашивает, где Кремль. Он в Москве первый раз. Ему отвечают, где Кремль. Вязнем в снегу. Самочувствие уже нехорошее. У некоторых. Измайлов говорит - уже близко. Так понимать, что до Москвы. Измайлов прав. Вышли к мосту. Светает. Пьем газировку на Киевском вокзале, хотя дошли до Рижского, а приехали на Ленинградский. Закупаем сигарет, едим сосиски, идем. Столяров все время оглядывается по сторонам - где Кремль? Вот и Правление. Толпа. Одни фантасты. Ведем себя. Обсуждаем творчество Хиндемита. Фантасты в ступпоре: вот они какие, ленинградские писатели! Возня с чемоданами, командировками, билетами. Неинтересно. В автобусе - несколько женщин. Интересно! Войскунский! Живой. Стоит. Беседует. Собеседник тоже фантаст. Но женщина. Измайлов колеблется - знакомиться или спать. Разум побеждает. Спим. Повадки: хрестоматийные,рафинированные ленинградцы. Первый ляп Столярова: громко роняет сетку, которая характерно звякает. Говорит: "Ах, рукописи упали!". Едем. С достоинством спим. Пристает неожиданный Ильин. С достоинством спим. Ильин отстает. Пристает к другим. Пристает громко. С достоинством проснулись. Деликатно выразили на лице.Где-то рядом громко говорят: Белорусский язык это о-о-о-о! У нас в Кишиневе - а-а-а-а! Где только нет этих фантастов! Еще говорят:Как написать хороший рассказ? Надо написать 26 страниц,а потом одна ударная фраза! Почитаем...
ПРИЕХАЛИ. Бывший дворец. Очень бывший. Отнимают паспорта. Неинтересно.
Приглашают идти есть. Едим.Называется чебурек.Хорошее название. Рыбаков: Понимаю теперь, как плохо живется Жилину, он сказал, что в Бармалеевке отлично кормят. Ленинградские писатели обособлены за отдельным столом. И еще Ильин. Едим с хорошо подчеркнутым интеллигентно плохоскрываемым отвращением.
ПЕРВЫЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ. Общее собрание. Нас разлучают.Рыбаков и Измайлов
у Войскунского. Столяров - у Биленкина. Жаль. Мы б всем дали! Беркова берет слово:Вы все отличные писатели,но на занятия пьяными приходить не надо, это нехорошо. Многие конспектируют. Ленинградские писатели не конспектируют, они помнят Первый наказ. Беркова говорит, что можно приглашать гостей.Одну или несколько. Но чтобы все было тихо и предупреждено ее, Беркову. Выражаем на лице. Не за тем ехали. Беркова обещает фильмы, встречи с редакторами, издательствами, возможность публикацй где-то, когда-то, через много лет...
ГЛУХОВО. МАГАЗИН # 6. Обед. С нами сидит еще один старенький писатель.
Очень дружелюбный. Говорит: недалеко есть магазин, где продают водку. Рыбаков говорит, что мы не пьем, но живо интересуется, как туда пройти. идем. Простор. Лес. Вдали лошадка обновляет путь. В магазине есть: мыло,водка, конфеты. Берем конфеты. Идем обратно. Навстречу валят фантасты. Удивлены: опять ленинградцы всех опередили. Спрашивают, что есть? Отвечаем - конфеты. Не верят. Показываем. Все равно не верят.Несем кулек открытым, чтобы видели. Не верят. Едим конфеты и начинаем обсуждать. Семинар Биленкина (СБ): Ильин. 25 лет. Полтора десятка рассказиков. Мы такие писали. Много лет назад. Бросили. Ильин не бросает.Ему советуют бросить писать миниатюры и перейти на полотна. Семинар ведет женщина с остатками внешности на лице. Перебивает, учит как надо писать. Столяров думает: Вот он, Биленкин. Но оказывается Биленкин - тихий мужчина с бородой сбоку. В смысле сидит сбоку. От женщины. Столяров встает и говорит. Женщина умолкает. Все умолкают.
КСТАТИ, О ПСЕВДОБИЛЕНКИНЕ. Псевдобиленкин, в смысле, эта женщина еще до
обсуждения прицепилась к Столярову и Измайлову (ноги,шубка,очки,златоглазая):"Покажите Рыбакова!Так много слышала!" Показали. Отцепилась. Больше не цеплялась.К Рыбакову.Ее зовут Людмила Козинец,с Украины. Даем ей грубое, но достойное имя. Голосуем. Имя проходит единогласно (В дальнешем - просто Ец в тексте).
РЫБАКОВ. Рыбаков обсуждается в первый день.Читает себя в подлиннике.Надо
хвалить. Измайлов хвалит. Хотя есть за что врезать. Пусть это делают другие. Другие не делают. Заявление почему-то в адрес Рыбакова: Надо писать не в стол! Измайлов возражает: Надо.Не в стол. А при чем тогда Рыбаков? Заявляемый - женщина. Та, что беседовала с Войскунским. Еще в этот день на Рыбакове в семинаре Войскунского (СВ) сидит холеная старушка. За ужином эта старушка садиться к Рыбакову и эпиталамно хвалит Рыбакова. Рыбаков роняет счастливую слезу.
ИДЕМ ЗА ВОДКОЙ, И ТУТ... Идем за водкой. Чего уж там. Все-таки, Рыбаков
отстрелялся. И удачно. Ему врезали только за "трепетную негу". Трепетная нега обогащает словарный запас ленинградских писателей на все две недели Бармалеевки. Идем за водкой. По дороге Измайлов безыскусно говорит: В СВ есть красивая женщина. Измайлову говорят: Это Людмила Синицина из Душанбе. В Душанбе есть Памир. В Душанбе есть "Памир". В "Памире" есть Синицина. Голосуем называть ее Поднебесной. Единогласно. Возвращаемся с водкой. Навстречу по лесу ненавязчиво гуляют две женщины. Поднебесная и другая,которую нам завтра обсуждать в СВ. Ненавязчиво приглашаем на чай. Ненавязчиво приглашают прогуляться по лесу. Рыбаков и Измайлов ненавязчиво гуляют,а уж потом ненавязчиво пьем чай.Под руководством Столярова. Он сидит дома и правит опечатки. Он привез книгу. Он хочет, чтобы она была без опечаток. Он моет стаканы, засыпает заварку. Ленинградские писатели соблюдают имедж: постоянно голосуют, напоминают про завтрашнюю политинформацию, про утреннее обтирание снегом. Женщины заинтригованы: вот они какие, ленинградские писатели. Садимся в кружок, работаем. В смысле, читаем. Женщину, которую нам завтра обсуждать. Ее звать Наталья Лазарева из Москвы. С профессиональной настырностью появляется Борис Руденко (майор милиции, пишущий фантастику, староста СВ). Читаем. Трудно. Читаем. Делаем вид, что читаем. Не читаем. Снова регулярно появляется Руденко. Говорит, что ничего из Лазаревой не понял. Говорим, что тоже.