Вторжение

Нибел Флетчер

Ночной буфетчик осторожно поставил серебряный кофейный сервиз на длинный кабинетный стол и испарился.

— Это для вас, Джесси, — сказал Рэндалл. — Мне не надо. Итак, я предполагаю, что вы, два гончих пса, вынюхали какой-то след, из-за которого мне так и не удастся поспать.

Гэррити с трудом сдержался. Ещё не узнав, в чём суть проблемы, Президент уже старается умалить её значение. Гэррити отрицательно покачал головой, когда Президент предложил ему кофе. Директор ФБР подошёл к столу и налил единственную чашку для себя, после чего вернулся к софе и сел, придерживая на колене блюдце и чашку.

— О’кей, — сказал Рэндалл. — Выкладывайте свои плохие новости.

— Мы чертовски обеспокоены, — сказал Френк Гэррити,

роняя слова, как тяжёлые валуны. Он был самым младшим по возрасту в составе Кабинета, но поведение его было свойственно, скорее, самому старому из его членов — неизменно немногословный, старательный работник с ирландским акцентом уроженца Бостона и с розовым лицом. — Я думаю, Джесси должен изложить вам всю историю с самого начала.

Неловко звякнув ложечкой, Джесси поставил чашку с кофе на ковёр и, уперев локти в колени, наклонился вперёд. Он никогда не мог чувствовать себя легко и раскованно в ходе редких встреч с высшей исполнительной властью.

— Почему бы вам не распустить галстук, Джесси? — предложил Рэндалл. — Похоже, он вас душит.

Педерсен расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, но галстук оставил в прежнем положении; он был осмотрителен, как гость, которому хозяин предложил не стесняться и есть ножку цыплёнка при помощи рук.

— Мистер Президент, — начал он, — сегодня рано утром в Нью-Йорке был убит один из наших лучших специальных агентов, негр. Ему дважды выстрелили в спину и, скорее всего, он умер на месте. Этому агенту — его звали Делмар Спрэг — было поручено секретное задание. Он внедрился в организацию городских партизан, известную как «Чёрные Двадцать Первого Февраля», получившую своё название в память того дня, когда на Малькольма Икс было совершено покушение.

— Я знаю подоплёку «Чёрного Февраля», — нетерпеливо прервал его Рэндалл. — Но что вы имеете в виду под словом «внедрился»? Вы хотите сказать, что он шпионил за Ч. Ф?

— Да, сэр, он сообщал об их планах и намерениях.

— Но это же нарушение моих приказов! — вспыхнул Рэндалл, переводя взгляд с Педерсена на Гэррити. — Вы же знаете, что в марте я встречался с чёрными лидерами. Я дал слово, что федеральные власти не будут вести слежку за организациями чёрных. За единственным исключением — если и когда у нас будут весомые данные об их подрывной деятельности. И то лишь по моему прямому указанию. А таких распоряжений я не давал.

— Я это знаю, — сказал Педерсен. Его худые щёки с сероватой кожей порозовели. — С марта мы отозвали всех наших агентов, мистер Президент, но тут в высшей степени нестандартная ситуация…

— Но я дал слово, — продолжал настаивать Рэндалл.

— Я готов понести наказание, — вмешался Гэррити, — но я бы хотел, чтобы вы выслушали Джесси. Я думаю, вы поймёте, что у нас не было выбора.

— Хорошо. Излагайте. — Президент сложил руки на груди, всем своим видом давая понять, насколько он недоволен и повернулся к Педерсену.

— Не поставив нас в известность, — сказал Педерсен, — ранней весной агент Спрэг тайным образом присоединился к «Чёрным Двадцать Первого Февраля» — самым прямым образом нарушив правила Бюро. Он согласился поставлять руководству этой организации информацию о Бюро. В сущности, он стал работать против правительства, нарушив присягу своей службы. — Нервничая, Педерсен потёр ладони. По этой неприглядной истории будут судить о его Бюро. Предательство, двойная игра, убийство… Он чувствовал себя, как человек, которого силой заставляют исповедоваться. — В последний четверг он всё же пришёл ко мне. Он признался в своём тайном членстве в этом обществе, откровенно сказав, что верность своей расе одержала верх над присягой. Спрэг не стал скрывать, что передавал Ч. Ф. информацию о Бюро… К счастью, эти данные не имели большого значения, главным образом процедурные вопросы… Тем не менее, он стал мучиться сомнениями.

Первой причиной было то, что, как он узнал, на предыдущей неделе где-то

на побережье Северной Каролины был тайно выгружен арсенал оружия. Пистолеты, автоматы, ружья, несколько портативных ракетных установок — и всё в немалых количествах. Оружие было доставлено к побережью небольшим африканским сухогрузом — с портом приписки в Гвинее, как мы считаем — и переправлено на берег членами Ч. Ф. И затем в частных машинах оно было развезено по стране и поступило в распоряжение отдельных отрядов и групп «Чёрных Двадцать Первого Февраля». Спрэг так же выяснил, что были ещё две партии такого же груза, обе доставленные, естественно, с нарушением законов об импорте и федеральных правил контроля и регистрации оружия. — Педерсен бросил взгляд на Президента, опасаясь, что тот прервёт его и торопливо продолжил. — Спрэгу удалось уловить намёки, что все три груза оружия приурочены к какому-то крупному выступлению в период Четвёртого июля, когда многие будут отдыхать во время долгого пятидневного уикэнда. Я предполагаю, что Спрэгу нелегко было сделать такое признание, он выдержал мучительную борьбу со своей совестью. С одной стороны, существовала верность по отношению к своему народу. С другой, как я предполагаю, преданность Бюро и чувства по отношению к своим коллегам, таким же агентам, а так же беспокойство о судьбах страны. Но честно говоря, я не знаю толком, что у него творилось в голове. — Педерсен развёл руки, признаваясь в бессилии разрешить тайны человеческого мозга. — В конце концов, его заставило решиться известие об оружии. Он опасался, что может разразиться гражданская война, и он понимал, какие жертвы понесут его чёрные собратья. Так что он пришёл к Бреннеру и рассказал ему о своём членстве в Ч. Ф. Конечно, Спрэг не сомневался, что его уволят или под тем или иным предлогом отдадут под суд.

Помолчав, Педерсен хрустнул костяшками пальцев.

— У меня состоялась встреча со Спрэгом, и длилась она долго, мистер Президент. Я дотошно расспрашивал его, пытаясь оценить степень его искренности… Словом, я решил поставить на него. Я предложил, чтобы он продолжил свою деятельность в рядах Ч. Ф., но всё, что узнает, сообщал Бреннеру. Спрэг наконец согласился — не сомневаюсь, что без большой охоты — но тем не менее, спорить не стал. У меня не было оснований сомневаться, что в нём снова проснулась преданность Бюро. Его сообщения подтверждали, что ему можно полностью доверять… не говоря уж о его внезапной трагической смерти. И как раз перед…

— Но почему меня не поставили в известность? — прервал его Рэндалл. — Это означает, что я нарушил своё слово, данное чёрным лидерам. И если бы я одобрил этот замысел — и предполагаю, что так и было бы — то не возникло бы такой ситуации.

— Если тут допущена ошибка, то только мною, — сказал Френк Гэррити. — Видите ли, мистер Президент, Джесси сразу же поставил меня в известность. Я немедленно попросил встречи с вами, но ваши сотрудники сказали, что до понедельника об этом не может быть и речи.

— Я, в самом деле, попросил их обеспечить мне свободу действий вплоть до Четвёртого, — согласился Рэндалл. Он бегло вспомнил о Кэти, о многообещающем новом проекте. Теперь у него было предчувствие, что история Педерсена может торпедировать это начинание. Все дела, связанные с Ч. Ф., носили довольно мрачный характер. — Но вы могли бы настоять. Как, кстати, сегодня вечером.

— Это верно, — сказал Гэррити, — но тогда у нас на руках не было ничего серьёзного. И откровенно говоря, не в пример Джесси, я довольно скептически воспринял и прозрение Спрэга, и его историю с оружием. Я подумал, что мы ещё должны проверить его, прежде чем тревожить вас. Во всяком случае, я своей властью разрешил Джесси действовать в этом направлении. И если бы вы сказали «нет», когда наконец я пробился бы к вам, этой истории сразу же был бы положен конец… Но теперь, боюсь, нам угрожают серьёзные неприятности. — Он посмотрел на Педерсена. — Рассказывайте, Джесси.