Введение в человечность
Шрифт:
Как там Золя говорила: брр? Во-во - брр!
Она, кстати, спала рядом крепким сном подлого днем ребенка. Легкое подрагивание ее симпатичных усов выдавало абсолютное удовлетворение нехитрыми прелестями жизни. Однако везет же некоторым!
Многие говорят, что на новом месте всегда снятся вещие сны. Это что же получается, меня этот уродский гидроцефал сожрет в расцвете жизненных сил? Вот уж икс вам! Кстати... Вася-то... Вася не такой простак, каким на первый взгляд кажется...
Я понять не мог, что меня привлекало в этом человеке, но тогда, той
Как показали дальнейшие события, ваш покорный слуга оказался как всегда прав. Но давайте не будем забегать вперед, иначе пропустим много интересного. А его, этого интересного, впереди меня ждало еще немало. Боль поражений и торжество побед, как сказал кто-то очень умный и невероятно поэтичный.
Итак, моя нынешняя любовь, Изольда Шестиаховна Плинтусова, спала сном удовлетворенного ребенка... Опять, кажется, я не так выразился, ну да Бог с ним, кто хочет, тот правильно поймет.
Усы ее счастливо подрагивали, а левая задняя лапка ежеминутно с точностью часового механизма сгибалась и разгибалась. Интересно, в качестве главного героя ей снюсь я или господин Катерпиллер? Почему-то меня начал волновать этот вопрос гораздо сильнее, чем я того ожидал. Неужели, правда, любовь?
Нет, время для серьезных отношений еще не пришло. Нечего в таком юном возрасте о семье думать, надо, как говорит Сократ, нагуляться вволю, чтобы потом, когда дети пойдут, тщательнее ответственность ощущать.
Та-ак... А почему у Семена Обуслововича детей нет. Или есть? Нет. Ни одного чернявого я здесь не встречал. Значит, точно - бесплоден. Или генетически несовместим... Хотя... Он же говорил о своих родителях и о серьезных травмах, полученных в детстве. Неужели...
Золя перевернулась на другой бок и сладострастно простонала:
– Не отпуска-ай меня-а-а-а...
Точно, я снюсь, Семен ее и так не отпускает. Любопытно, господин Катерпиллер ревнив? Хотя, какое мне дело?! Ведь все равно он догнать меня не сможет. При всем своем желании. Урод плоский. Калека, клоп его побери...
Нет, Агамемнон, ты не прав. Тебе кров предоставили, еду, вид на совместное жительство с прекрасной дамой, наконец. А ты мыслишь категориями неблагодарности. Нельзя так. Добрее надо быть. Доб-ре-е!
Вообще, нужно завтра же с Семеном обо всем поговорить. Может, он другую секретаршу найдет?
Я и не заметил, как мною вновь овладел сон, и я провалился в головокружительный водоворот полуреальных событий... Брусок сидел передо мной и плотоядно облизывался, но подойти не решался. Мы с Изольдой стояли пред хищным животным и говорили ему о вреде насекомой еды для животного пищеварения. Глупый кот внимал с любопытством, но в глазах его читался лишь голод, искусно перемешанный со страхом. Неожиданно он открыл рот и нежно произнес:
– Агамушка, завтрак готов, - и легонько провел своей мягкой лапой по моим усам.
Я открыл глаза. Передо мной, мило улыбаясь, стояла красавица Золя.
– Ну как,
Я смачно зевнул и, довольно оскалившись, притянул ее к себе:
– А ты как думаешь?
– Ну, не знаю, - она кокетливо отвела усы в сторону.
– Да ладно тебе, жеманница. Я ж вижу...
Договорить фразу я не успел, потому что из глубины коридора раздался далекий, но зычный крик Катерпиллера:
– Изольда Шестиаховна, когда, наконец, начнется мой утренний моцион?
Золя вырвалась из моих страстных объятий и, быстро поправив крылья, засуетилась.
– Извини, Агам, работа, - пролепетала она.
– Я скоро вернусь. Ты только не уходи никуда. Позавтракаем вместе, договорились?
– Хорошо, - кивнул я, и дама моего сердца выбежала из комнаты.
Я, чтобы хоть чем-то себя занять, начал исследовать интерьер девичьей квартиры. Из мебели кроме подушек кошачьей шерсти, служивших и кроватью, и креслом, и ковром и еще Бог весть чем, в Золиной комнатке ровным счетом ничего не было.
На стенах никаких украшений, потолок без лепнины, росписи и потеков побелки. Право слово - какая-то спартанская обстановка, скудная и бедная. Но в то же самое время, как у истинных греков, лаконическая, если можно так выразиться. Этакая во всем натуральная законченность, тонкий вкус и смелая дизайнерская мысль. Интересно, какое у нее образование? Вряд ли госпожа Плинтусова - прирожденная секретарша. Кофе варить любой дурак научиться может, а вот...
Неожиданно мысли мои резко съехали в сторону. Откуда-то из глубины тоннеля послышались надрывные стоны. Уж не насилуют ли там кого? Насилуют? Именно!
Я таракан сообразительный, сразу понял, в чем дело.
Вот, инвалид проклятый! Нет, граждане, вы только посмотрите, на этот половой беспредел! Верх всякой распущенности и оголтелого служебного превосходства!
Внутри меня все вскипело, заклокотало, и я, не соображая, что делаю, выскочил из Изольдиных апартаментов и стремглав понесся по тоннелю в сторону кабинета господина Катерпиллера.
Добежав до дверей, ваш "рыцарь Джедая" уже хотел было силой расставить все акценты на свои места, но совершенно внезапно передо мной выросли два здоровых таракана, низколобие которых свидетельствовало о внутреннем превосходстве физической силы над способностью здраво мыслить.
– Стой, иноземец, - приказали они в один голос.
– Семен Обусловович принимает с десяти ноль-ноль. Можешь записаться в журнале.
– Чего?
– опешил я.
– Того, - ответили охранники в один голос.
– Господин Катерпиллер справляет ежедневные утренние надобности. Мешать и беспокоить по пустякам запрещается. Понятно?!
Еще бы... Что оставалось делать? Все было ясно, как белый день. Несостоявшийся Джедай грустно кивнул, развернулся и медленно побрел обратно. Негодование и ревность ушли куда-то прочь, осталась одна горечь от поражения и крушения высоких идеалов. Да, брат Агамемнон, жизнь - не школа гуманизма.