Введение в прикладную культурно-историческую психологию

Шевцов Александр Александрович

Соответственно, все «начала» и «основания», по которым достигаются парадигмальные согласия, не являются истинными, то есть соответствующими действительности этого мира. Они всего лишь допущения, предположения, то есть гипотезы, признаваемые аксиомами данной науки, что, с психологической точки зрения, есть не более чем условности или договоренности. Методы же, которые на этих «основаниях» разворачивают способы познания, соответствуют не природе мира, а природе человеческого мышления.

Пока это все касается естественнонаучной парадигмы, все еще не так страшно, потому что постоянно проверяется и выверяется технологией, то есть прикладной частью науки,

соотносящей ее с жизнью и действительностью. В отношении же психологии переход на естественнонаучный метод означал полный разрыв со своим предметом, то есть «субъектом», следовательно, и невозможность обнаружения ошибок. Иначе говоря, академическая психология без связи с прикладными дисциплинами окажется отмирающим тупиком, условностью или «фантомом человеческого мышления». Эти вытекающие из определения понятия «парадигма» мысли прослеживаются в любых существующих школах психологии. Это означает, что вопрос об иной психологии встает не только потому, что имеются не охваченные академической психологией психологические поля.

Почему я так много внимания уделил определению понятия «парадигмы» и психологии сообществ? Потому что хотим мы того или не хотим, но любая новая научная дисциплина все равно будет создаваться сообществом единомышленников. Иначе ее судьба – умереть вместе с создателем. Психологические законы жестки. С ними ничего не поделаешь. Следовательно, единственное, что у нас есть, это – создавать новую науку, осознанно избегая уже известных ловушек, а для этого выбрать такой стяг, такую высшую цель сообщества, чтобы она без лицемерия и лжи совпадала с заявленной целью науки.

Но с чего начать? Как это мне видится, начинать надо с возможно более полного описания явления, которое называется КИ-психологией. Культурно-историческая психология, как показал ее М. Коул, разбивается на две части – предысторию метода и современную (двадцатый век) КИ-психологию. Соответственно, и описание распадается на эти две части. Одна, назовем ее Введением в общую КИ-психологию, будет посвящена истории и становлению общих КИ-подходов.

Вторая – собственно Общей КИ-психологии.

Для того, чтобы из Общей КИ-психологии могли развиваться экспериментальный и прикладной ее разделы, описание должно сразу отмечать у всех ученых, внесших свой вклад в создание КИ-психологии:

1) наличие личных целей;

2) наличие целей сообщества (научного или иного);

3) и только после этого излагать материал, относящийся собственно к науке как таковой или поиску Истины.

В рамках последнего пункта уже возможно сопоставление естественнонаучных и культурно-исторических взглядов.

Именно оно позволит вывести основные положения КИ-психологии как набор согласий для нового сообщества ученых.

От того, какой будет избрана цель и какими будут эти согласия, будет зависеть и то, каким станет это сообщество. Хотелось бы, чтобы оно воплощало на деле тот идеал науки, который очаровывал человечество столько веков.

Раздел II

Краткая предыстория научной парадигмы

Введение

Мифология и натурфилософия

Майкл Коул ведет историю культурно-исторической парадигмы от Геродота, естественнонаучной – от Платона.

Я разделяю это его мнение не однозначно, хотя бы потому, что считаю отцом науки, в первую очередь, Аристотеля. Но это очень сложный и спорный вопрос, пока не определено, что такое наука.

Очевидно, поэтому существует и такое разногласие в мнениях ученых о том, как она начиналась. Этих мнений множество. Приведу лишь несколько для примера.

«Научные представления древних были систематизированы Аристотелем, который создал модель Вселенной, использовавшуюся западной наукой на протяжении двух тысяч лет», – это мнение философа и историка науки Фритьофа Капры (Капра, с.17).

Бертран Рассел, правда, предлагал другую линию происхождения современной науки: «Объединение математики и теологии, осуществленное Пифагором, характеризовало религиозную философию в Греции, в средневековье и в новое время вплоть до Канта…В трудах Платона, Святого Августина, Фомы Аквинского, Спинозы и Лейбница присутствует внутреннее сочетание религии и рассудочности, морального вдохновения и логического восхищения тем, что лежит вне времени, что берет начало у Пифагора и отличает интеллектуализированную теологию Европы от более прямолинейного мистицизма Азии» (Там же, с.28).

Советский философ Ф.Кессиди, рассуждая о трудностях, связанных с объяснением греческого искусства и эпоса, называет других родоначальников научного метода: «…Трудность заключается также в объяснении редко наблюдаемого в истории, но тем не менее ярко выраженного явления – “внезапного” возникновения греческой философии и науки». «Греки – словно чудом – изобрели науку…научный метод, – цитирует он швейцарского историка Андре Боннара (Боннар, 1992). – Поражает то, что первые греческие ученые и философы – Фалес, Анаксимандр и Анаксимен – появляются во весь рост на горизонте европейской науки, вполне вооруженные средствами научно-рационалистического мышления, как-то вдруг, внезапно» (Кессиди, с.4).

Однако это чудо все-таки из чего-то возникло. А точнее – из многотысячелетнего мифологического мышления. Греческого и догреческого. То есть индоевропейского и околосредиземноморского. Говорить сейчас об этом периоде в истории культуры и психологии бессмысленно потому, что этой теме должно быть посвящено отдельное исследование. Тем не менее, для КИ-психолога невозможно исследовать какой-то период в развитии мышления, не держа в уме образ предшествующего состояния.

Изначальная наука была совершенно безличностна, потому что она была всего лишь составной частью древних космических культов. «Можно выделить два рода импульсов, исходивших от космической религии и оказавших сильное воздействие на развитие астрономии. Первый – восхищение красотою светил и вера в их божественность – оказал непосредственное воздействие на развитие человеческого интереса к движениям небесных светил. Второй – та же вера, приведшая к астрологии, – стимулировал в свою очередь интерес к астрономии как прикладной дисциплине» (Вандер-Варден, с.15).

Только через астрологию мы можем до сих пор воочию увидеть, что такое корни науки. Если наука вообще долгое время считалась служанкой теологии, то математика – основа основ современной науки – родилась как служанка астрологии в самом древнем смысле:

«Немногие люди ощущали привлекательность математического метода, но ощущение красоты звездного неба – общечеловеческое свойство. Даже сегодня имеется немало астрономов, как любителей, так и профессионалов, которые стали заниматься астрономией главным образом потому, что красота и возвышенность небосвода произвели на них глубокое впечатление. Этот мотив имел еще большее значение в древности для людей, поклонявшихся Солнцу, Луне, Планетам и Небу как божествам» (Там же).