Вверх тормашками в наоборот-2
Шрифт:
Ну, я поплевалась ядом, чтобы внимание к себе привлечь. Пары наконец-то рассоединились, приятный парниша представился Сандром и оказался стакером, как и Геллан. И вообще они друг друга знали, но, как мне показалось, особо не дружили никогда. Так, два случайных пассажира, что встретились опять случайно, а теперь не знают, что и делать. Неудобняк какой-то меж ними просквозил. Ну, с этим разберёмся позже.
Я уселась за стол и отыгралась на ведьме:
– Есть хочу. – заявила нагло тоном пожестче: я
Я вот помнила о тех, кто с нами. А эти двое мозги растеряли на грязном полу «...опы».
Ой, вы бы видели лицо Зиргаллии: надулась, как хомяк, а глаза такие злые-злые, порвала бы зубами, да нельзя. Прикид у неё боевой: меч на поясе, ножи в ряд, но боялись мы таких, ага. Посмотрела на неё взглядом ма – холодно так, уничтожающе: сначала дело сделай, выполни обязательную программу, а потом уж посмотрим, на мороженое тебе дать или за дерзость ещё какую-нибудь задачку для золушки подбросим, чтобы не расслаблялась.
Фурия волосёнками синими тряхнула, фыркнула тихо, почти неслышно, и скрылась. Хотелось забросать Геллана вопросами. Да так, чтобы закопать его в них, но я только зубы сцепила. У меня голова закружилась и мухи чёрные перед глазами пронеслись. Но пусть лучше меня порвёт на части, чем я… А что со мной, кстати? Вот да, что за ерунда-то?..
– Дыши глубже, – шепнула жарко Росса в ухо, и я представила, как она скалит зубы. Вот зараза, если она чувствует, Геллан тоже… Сзади хохотнул Сандр, а затем, легко перемахнув через лавку, уселся рядом:
– Может, и шестнадцатого покормит прекрасная динь?
Я с интересом уставилась на стакера. Прохвост. Но почему-то не хотелось его гнать в три шеи.
– Что, поиздержался в дороге, стакер?
– Ага, – легко признался он и улыбнулся. У него серо-синие глаза. Изменчивые. И волосы как на моей исторической родине – почти без этого зеосского попугайского окраса: пепельно-русые с едва заметными голубыми искрами. Вот не пряди, а отдельные волоски. Плоский живот и красивые руки, которые портили только обгрызенные до мяса ногти.
Геллан тут же оказался рядом и без всяких объяснений взял и вклинился между нами. Сандр, правда, не возражал – охотно подвинулся. Зато возражала я.
– Как-то невежливо, Геллан, мы вообще-то разговариваем.
– Вы разглядываете друг друга, – холодно возразил он.
– Ну и что? Это запрещено? – не осталась в долгу я.
– От таких, как Сандр, порядочные девушки держатся подальше, – заявил его чурбаншество.
– Ну, на виду у всех вряд ли ему удастся скомпрометировать мою э… целомудренность.
Хотелось возражать Геллану бесконечно. Сделать больно. Но как пробить его невозмутимость, я не знала. Огляделась вокруг. Таверна почти пустовала. В углу спали два утомлённых солнцем путника – фаната Бахуса, чуть дальше мерили нас глазами два прилично одетых проходимца. Глаза, как у дохлых рыб – выпученные и сколькие. Нехорошо зачесалось внутри, на них глядя. Я невольно сжала руку Геллана. А так в таверне хорошо пахло едой, веяло уютом от тёмных стен и чистых, отполированных сотнями локтей столов. По стенам развешаны пучки трав и вязанки местного лука и перца – большие разноцветные косы гигантских размеров.
Росса шумно плюхнулась рядом и, наклонившись вперёд, заговорила с Гелланом:
– Часть еды придётся вынести. Мохнаткам и Офе заходить сюда нельзя. А в фургоне – полумёртвая Пиррия.
– А ещё маг, кровочмак и муйба. Я знаю. Вы посидите, надо распорядиться. Долго не задержимся. Последи за Дарой.
Я прям задохнулась, а Геллан осторожно высвободил руку и встал. Я проследила глазами, как пересёк он таверну и скрылся в неприметной двери – вошёл, сгибаясь чуть ли не вполовину. Парочка рыбин тоже проводили взглядом Геллана и о чём-то зашептались. Внутри зачесалось ещё яростнее.
– Всё будет хорошо, – похлопала меня по руке лендра, но спокойствия в голосе не чувствовалось, скорее – хищное напряжение: зелёные глаза сверкали, ноздри подрагивали, словно прислушивалась Росса к чему-то, как дикая лань. А рядом расправил плечи Сандр. Барабанил по столу пальцами невольно, выбивая лёгкий, но нервный ритм.
– Надо бы вещички собрать, – буркнул, скалясь, и, вскочив, собрал с соседнего столика разбросанные веером карты.
Росса довольно хмыкнула. Стакер озарил её улыбкой и смущённо пожал плечами:
– Ну, ты же знаешь: привычки с годами не меняются, а пристрастия становятся пагубными.
Геллан
Он только вошёл в двери, как тёплые руки тут же взяли в плен, а жадные губы прижались к его рту. Истосковавшийся долгий поцелуй. Подскочив, громыхнуло сердце. И вместе с ним он сделал шаг назад, мягко освобождаясь от объятий.
– Не надо, Зир.
Она посмотрела грустно, поправляя упавшую прядь с глаз.
– А ты изменился, Гелл.
– Мы были юны и беспечны. И давно изменились. Ты и я. Рад видеть тебя, Зир.
– Но больше не любишь меня, – сказала тихо, лаская взором каждую черту его лица.
Он прислонился спиной к стене, прикрыл глаза и запрокинул голову, обнажая шею. Не хотелось говорить, что никогда не произносил слов любви, даже в страсти. Даже когда понимал, что вряд ли кто будет так щедро делиться чувствами, как сумасшедшая, темпераментная ведьма, которая никогда не замечала его уродства и прощала скупость эмоций, холодную отстранённость и постоянную настороженную углублённость в себя.