Вверх тормашками в наоборот-2

Ночь Ева

– Он бы не смог, – сказала, чувствуя, как звенит напряжение.

– Это не он, – у Айболита иногда слишком голос убедительный. И сразу становится легче дышать.

– Айболитушка, – говорю ласково, – а теперь дорасскажи-ка историю с диэррой полностью. Вот ничё не поняла, веришь?

Кровочмак щурит глаза, смотрит на узкую ладонь и чуть заметно вздыхает. Поднимается и опадает лохматая грудь.

– До войны на Зеоссе многое было по-другому, – он говорит так тихо, что приходится прислушиваться, – люди слабы и беспомощны, обычны и скучны, как и твердь, почти не имеющая открытой силы. Драконы, кровочмаки, деревуны, мохнатки –

древние расы, хранящие печать избранности, обладающие способностями. И маги – редкие выходцы из людишек – исключение, аномалия, можно сказать. Сильные не ссорились тогда, не боролись за власть, а сосуществовали почти мирно. Так, редкие всплески, вспышки, локальные потасовки. Грязное пятно, которое легко можно устранить. Всё изменилось во время войны и после. Земля Зеосса распахнулась. Вначале уравняла шансы всех, а затем, исказившись, дала в руки слабых оружие. Из недр хлынули Первозданные твари. Шестьсот лет назад их было слишком много. Сильнейшие использовали это преимущество против людей. А люди запретили диэрру и научились убивать древние сущности. Так появились стакеры.

– Диэрра – знак, призывающий нечисть? – я подалась вперёд, в голове ворочались шары, комья мыслей. вспыхивали и гасли сигналы.

– Да, – прижмурил сладко глаза кровочмак. Такое впечатление, что он наслаждается моими словами. Или винегретом в голове?

– Тогда почему здесь тихо, как в усыпальнице? Где эти твари, вызванные звёздным солнцем?

Я заметила, как побледнел Ренн, как взлетели и опустились Ираннины брови-крылья.

– Откуда ты знаешь? – голос Ренна режет слух, я морщусь. – Звёздное Солнце – так называют диэрру в летописях. В особых книгах. Не для всех.

Я аж глаза закатила:

– Ренн, ты на картинку смотрел? Как увидела, так и назвала.

Но он, наверное, не слышал меня, выкрикивал слова резко, словно остановиться не мог:

– Небо и Твердь. Звёзды и Солнце. Противоположности, соединённые воедино, чтобы потоки силы не знали преград ни днём, ни ночью, ни в воздухе, ни на земле. Да сойдутся в одной точке...

– Тише, тише, Ренн, – кровочмак поднимает вверх ладонь – и маг наконец-то осекается, замолкает. Он не в себе, дышит тяжело, прерывисто, на лбу – бисеринки пота. Я таким его ещё никогда не видела. Что с ним? Что вообще происходит?

Ренн прикрывает глаза и проводит рукой по лицу, будто маску натягивает.

– Нежиль – так мы называем Первозданных, – Айболит смотрит мне в глаза не отрываясь. Бархат его голоса полощется в области сердца, щекочет и выкручивает внутренности, как мокрое бельё. У бедра на миг вздрагивает кинжал. – А нашествия нет, Дара, потому что знак недорисован. Не закончен.

На миг меня тоже продирает до костей.

– А если дорисует?..

Айбин прикрывает глаза веками и тонкая улыбка приподнимает уголки его красивых губ:

– Погибнут все. Два стакера не справятся. И нежиль хлынет дальше. Пока будет дан клич, пока дойдёт, пока соберутся стакеры, кто знает, сколько живых остается на пути нежили? Первозданные изголодались. А если ещё сорвутся с печатей кровочмаки…

Кажется, я теперь понимаю, когда говорят, что ноги не держат. Не почувствовала, как на земле оказалась. Обвела глазами всех. Геллан стоит с искажённым лицом – и от этого сжимается сердце. Ренн как статуя, Росса мраморно-белая.

– Она знала. Знала! – вскрикиваю и хватаюсь за голову – так вспыхивают красные болезненные молнии в голове. –

Её замок до небес – сверху видно, точняк! Глупая дура! А если бы никто сюда не завернул? Что тогда? И людей не выпускает из города. А ещё властительница называется. Звери лучше сумасшедшей ведьмы!

Геллан становится на колени и прижимает меня к себе. Утыкаюсь носом в его грудь. Надёжный, как скала, Геллан. Сжаться бы, спрятаться, исчезнуть… Домой, к маме и папе, в свою постель. К портфелю и урокам. К немытой посуде и невынесенному мусору. Послушать сто пятьдесят тысяч лекций о моём поведении, как самую гениальную музыку…

Только бы не расплакаться. Да нет, не время нюни распускать, надо думать. Выпрямляюсь, вкладываю ладонь в руку Геллана и поднимаюсь на ноги. Он – следом, легко, одним движением. Как хорошо, что он рядом.

– Ладно. Теперь думаем, – командую, наверное, немного резковато. Хватаю злополучный листок, вглядываюсь в сотый раз. – Сколько человек пропало? И что ещё должно появиться, если вдруг?..

– Двадцать пять, – подаёт голос Сандр.

– Не хватает дуг возле малых лучей, – мягко журчит Айболит и проводит пальцем, показывая. – У нас осталось восемь попыток угадать.

– И гадать не будем, – бурчу зло. – Алеста!

Дева-прорицательница приближается как тень. Я вижу, как неотрывно следит за её плавной походкой Ренн. Ба! Вот же ж… Но об этом я потом подумаю. Уже ночь спустилась – залила чернилами мир, ни звёздочки в небе. Только костёр кидает языкастые блики.

– Тинай! – зову птицу. Финист идёт вразвалочку и раскрывает крылья. У него такое выражение… гкхм, клюва, что кажется – он сейчас рассмеётся. Вижу, как перекашивает Пиррию, но пусть – ей не привыкать злиться, а мне нужен свет.

В красноватом отблеске финистовых перьев лихорадочно пересчитываю концы звезды и лучи. Поднимаю глаза.

– Двадцать пять. Девятиконечная звезда и шестнадцать лучей. Двадцать пять.

Кровочмак кивает. Для него мои открытия не новость вовсе.

– Задавай вопрос, – мягко требует Алеста. Она светится – тонкая, красивая, как нежный сочный побег диковинного растения.

Я закрываю глаза, пытаясь сосредоточиться. В голове – сотни вопросов, и я никак не могу определиться, что важнее.

– Надо узнать, где оно появится снова, чтобы забрать новую жертву, – слова слетели, и их уже не вернуть. Слышу, как вздыхает Геллан и недовольно хмыкает Сандр. Может, мне не надо было торопиться? Может, не мне стоило задавать вопрос для пророчества?

Айболит проводит пальцем по руке. Успокаивает. Да что уж – Алеста уже не здесь – выпрямилась, раскачивается, светится голубым с рыжими всполохами контуром в красноватом свете распростёртых финистовых крыльев. Уродливые тени колышутся и искажаются. Чудится, что вот они – тайные хищники, выглядывают из тьмы, сверкают голодными глазами – и страшно повернуться: лучше не знать, что скрывается там, за спиной.

Алеста заговорила, запела, голос чистый, как росы, звонкий, как горный хрусталь. От Тиная – жар, от девы-прорицательницы – прохлада ручья, вкус родниковой воды на языке.

Распахнётся небо напополам

Растворится ночь в красоте безмолвной, едкой

Где-то здесь дыханье, где-то там –

Голос зова, голос древних предков.

И лучом золотистым среди тьмы,

Разрезая вечность, прогоняя страх,

Он заставит видеть явь как сны,

Отпечатком счастья задрожит в глазах.