Вверх тормашками в наоборот-3
Шрифт:
Айбин прикрыл глаза и расслабился. Он всё уже решил для себя, но понял это только сейчас. А после понимания осталось лишь успокоиться и дождаться рассвета.
Но солнце взошло немного раньше, чем положено.
– Лучше нам подготовиться, – Нулай стоял, прислонившись к дверному косяку. Скрещенные руки покоились на мощной груди. Айбин, наверное, не уступал ему в росте. Но подобной мощью похвастаться не мог. Кровочмаки тоньше в кости, гибче, ловче. Хотя неповоротливость дракона – обманчива. Уж ему-то ли не знать.
– Ты решил,
– Я пришёл, потому что ты согласился.
– Я сказал, что подумаю.
– Я не о словах сейчас. А о том, что у тебя внутри.
Чувствует, значит. Вот так и рождались связи между кровочмаками и магами. Кажется, Нулай не понял сейчас, чем грозит им этот невиданный ритуал на крови.
Им не удалось пробраться в комнату к Миле и Леррану незамеченными. Дара и Геллан появились тут же, как только скрипнула дверь. Словно ждали. Да ждали, конечно. Зачем придумывать лишнее?
Мила и Лерран спали, всё так же держась за руки.
– Я никуда не уйду, – предупредила Леванна Джи, сжимая вторую ладонь Леррана в своей.
– Это и не нужно, – Нулай всё понимал. – Поддержка никогда не бывает лишней.
– Я буду держать за руку Милу, – обозначил своё участие в предстоящем действе Геллан.
– А я буду дирижировать оркестром, – пробормотала Дара, поймала недоумённые взгляды, запнулась, покраснела и выдала: – Забейте. То есть плюньте. Не обращайте внимания. Но я никуда не уйду.
Они закрыли дверь на засов. Сдвинули кровати в центр комнатушки.
– Я думал, мы проведём ритуал в тронном зале. На худой конец – в святилище каком-нибудь или замке с бесконечным потолком, – пытается иронизировать Айбин. На самом деле, он волнуется. Но не так сильно, как опасался. Может, именно они дают ему уверенность, что у него получится. Это так иногда прекрасно, когда в тебя верят без всяких условий.
Мила и Лерран проснулись. Это хорошо. Лучше, конечно, если бы они спали, но ему нужна их реакция, биение сердец. Айбин прикрывает глаза. Ноздри его дрожат. Даже с закрытыми глазами он видит, как бежит по жилам кровь тех, кого он сегодня должен спасти.
Вены – как главные дороги и неприметные тропки. Целая сеть, что опутывает организм со всех сторон. Он ловит дыханье. Он чувствует трепет и сладостную теплоту живой, пульсирующей в такт сердцу крови.
– Лучше сказать сразу, – вздыхает тяжело Нулай. – Если что-то пойдёт не так, вы умрёте. Но вы умрёте в любом случае, и никто не знает, сколько протянете. День или год. А так есть шанс на жизнь. И я верю, что шанс этот очень большой. Но лучше, если у вас будет выбор.
– Выбора нет, – качает головой Мила, – я согласна попробовать.
– А я так тем более, – жёстко произносит Лерран. – У меня теперь есть ради чего жить.
Взгляд его смягчается, скользит по лицу Леванны Джи, что сидит на стуле рядом. Спокойно, будто собирается носки вязать. Так делала мама Айбина – женщина
Остатки волнения рассеиваются, как ночь под лучами солнца, что неизменно приходит каждое утро.
Айбин одним точным движением острого стило колет свой палец. Капля крови кровочмака когда-то могла вылечить или убить. Сейчас он использует её, чтобы успокоить: не в сего силах разрушить чужое проклятье, но успокоить, притормозить сознание очень важно сейчас.
Капля крови из пальца падает на белый лоб девочки. Затем на смуглый – Леррана. Они не спят. И глаза у них не стеклянные. Но нет испуга – словно всё со стороны происходит.
Айбин рисует ритуальные узоры собственной кровью. Опутывает ими лицо и руки, чтобы не чувствовали болезненных уколов в самом нежном месте с обратной стороны локтя. Там, где жила мягкая и большая.
Он не смотрит по сторонам. Ловит эмоции, напряжение, накал – и становится сильнее, увереннее, точнее. И жажда, полоснувшая было горло, отступает, перестаёт существовать.
В груди растёт ликование. А ещё – могущество, словно он бог – не меньше. Существо, способное поворачивать реки вспять. Заставлять небо плакать дождём зимой и снегом – летом. Казнить. Миловать. Воскрешать. Разрушать древнее проклятье.
Айбин оборачивается к Нулаю и встречает спокойный взгляд. Рукав рубахи закатан, предплечье обнажено. Тонкими гибкими пальцами прикасается кровочмак к лицу мага. Ведёт линии к шее, где пульсирует толстая жила. Задерживается на миг, улыбается хищно. Но страха не чувствует. Может, Нулай единственный в комнате, кто не боится того, что происходит, а чувствует правильность. Непогрешимую точность.
Айбин касается губами кожи у обратной стороны локтя. Лёгкий укус – и рот наполняется солоноватой влагой. Горло на миг снова накрывает лютая жажда. Глотнуть. Прокатить огненным наслаждением кровь по горлу. Но это только миг. Слабость, которая над ним не властна. Это он теперь сам решает, кем ему быть и ради чего жить. Разрушать или созидать себя.
Он прикладывает губы к тонкой коже девочки, что измучена смертельной болезнью. Туда, где сейчас живёт крохотная открытая ранка. А затем начинает по капле отдавать чужую кровь. Кровь дракона, которая способна исцелить. Избавить от проклятья.
Вначале розовеют щёки. А затем тело выгибается дугой – в невероятно сильной судороге. Из груди малышки вырывается хриплый стон, похожий больше на мучительный крик.
Как хорошо, что все молчат. Не шевелятся. Крепкая рука Геллана удерживает сестру. Толчок. Тело выгибается ещё сильнее, почти на невозможную высоту, а затем, обмякая, падает на ложе, подрагивая всеми мышцами.
– Держи её крепче, стакер, – командует Айбин властно. – Пусть она чувствует пульсацию твоей жизненной энергии и тянется. Это поможет ей выкарабкаться.