Выдумщица
Шрифт:
С минуту мне кажется, что Лорейн смотрит сквозь меня. Но потом я вспоминаю — она всегда так смотрит. По крайней мере, с тех пор, как стала дюйм за дюймом делать подтяжки кожи на лице.
— Хорошо, — отчеканила она. — Пожалуйста, чтобы этого больше не было.
— Даю вам слово.
По вторникам за прилавком «Китс косметикс» делать нечего, и это утро не исключение. Фактически, оглядывая всю торговую площадку магазина, я вижу только персонал. Девушек в белых халатах в отделе лечебной косметики, которые, кажется, вот-вот приступят к операции. Сияющих, с головы до ног золотистых
Идиотизм какой-то.
Хоть мы все работаем в одном магазине, но продавщицы разных косметических фирм меж собой почти не общаются. Как будто мы на карантине или что-то в этом роде. Так хранят продавщицы верность своим торговым маркам.
Невозможно подловить девушку из «Клэринс», накладывающую на себя косметику «Сен-Тропез», или девушку из лечебной косметики, замазывающую следы от похмелья слоем бальзама «Бьюти флэш». Так же веду себя и я по отношению к «Китс». Я никогда не пользуюсь косметикой других фирм. Каждый день накладываю себе на лицо одну и ту же пудру-основу. И Лорейн, не сумевшая сохранить верность двум мужьям, тем не менее остается преданной своей торговой марке.
Все это выглядит особенно странно, когда покупателей нет. Девушки просто стоят, разбросанные по всему залу, или сидят на табуретах и подозрительно разглядывают друг друга, окопавшись в своих косметических укреплениях, а то и пробуют на себе тот или иной косметический товар.
Именно этим сейчас занимаюсь я.
Когда Лорейн уходит на свой ранний обед, я принимаюсь играть с различными комбинациями губной помады и теней для глаз. Я решаю оформить свое лицо в розовато-лиловых тонах. По-моему, они мне идут. Хотя губы получились чуть великоваты.
Я чувствую, что у меня что-то не то с ногами. Потом вспоминаю. Я ведь оставила включенным телефон, и это он вибрирует. Строго говоря, его следует выключать, но когда в мире всего два-три человека знают мой номер, включен он или выключен, не имеет значения. И поскольку Лорейн нет, как нет и покупателей, я решаю ответить на звонок.
— Алло!
По тяжелому дыханию в трубке можно предположить, что мне решил позвонить сам Дарт Вейдер, та громадная туша из «Звездных войн». Но потом раздается голос. Слабый, перепуганный.
— Фейт, — и вновь тяжелое дыхание.
— Элис, это ты? Что с тобой? — две девицы из лечебной косметики взглянули на меня с подозрением.
— Пожалуйста… выйди ко мне, — голос полон отчаяния.
— В чем дело? Что случилось?
— Мне нужно, чтобы ты пришла… Я… прости… я не могу…
— Эл, я на работе.
— Прости… прости…
Я смотрю на часы. В конце концов, это только работа, говорю я себе. Мне важнее подруга. Да и потом, может быть, я успею вернуться до того, как Лорейн закончит обедать.
— Где ты?
— На Спринг-стрит, — задыхается она, — я в… телефонной будке.
— Хорошо, — вздыхаю я, — жди меня там.
14
Первые приступы паники у Элис появились, когда умерла ее мать.
Первый она помнит так, как будто это было вчера. В тот момент она была в магазине «Теско», искала томатную пасту в банках. Вдруг все вокруг как бы замкнулось. Сердце у нее бешено забилось, кожа вся стянулась от страха, и она решила, что умирает.
Она описала мне, как все этикетки на банках, стоявших на полках, на бешеной скорости пронеслись у нее перед глазами. Каждое их слово несло в себе угрозу и страх. «Каронара» или «Аррабиата» вдруг приобрели зловещий смысл, понятный только ей одной. Ллойд Гроссман и Пол Ньюмен превратились в улыбающихся врагов рода человеческого. Все шумы супермаркета ушли далеко, их звучание исказилось и похоже было на шум в раковине. Она так это определила.
Когда Элис перестала думать, что умирает, то решила, что сошла с ума. Она представила, как в смирительной рубашке бьется о стены, а бригада докторов пытается ее успокоить. Белые стены. Белые халаты. Ее собственное перепуганное лицо, повернутое назад, неотрывно смотрящее на нее широко открытыми глазами, как из зеркала.
Но постепенно паника снизилась до сильного беспокойства, которым уже можно управлять, и она смогла выйти из магазина (хотя ей и пришлось оставить там свою корзину с томатной пастой). И за четыре года, что прошли со смерти матери, эти приступы повторялись довольно часто.
Один из самых сильных приступов был несколько месяцев назад.
Она опять была в супермаркете. Только на этот раз рядом оказался тот, кто протянул ей руку помощи.
Рука была сильной, мужской рукой, она легла на ее руки.
— С вами все в порядке? — спросил ее высокий мужчина, в костюме, с мягкой улыбкой на лице.
Элис подняла голову, посмотрела на мужчину, и в этот момент паника ушла. В томатной пасте больше не таились пугающие тайны, а ряды полок не смыкались вокруг нее.
Мужчину звали Питер. По крайней мере, так он ей сказал. Я никогда его не видела, но, как говорит Элис, у него своя компания. Что они там делают, не знаю. Элис всегда напускает тумана, ничего не разберешь. Ему сорок один год. (Элис всегда западает на мужчин старше ее.) Разведен. Все это он рассказал ей в магазинном кафе за стаканом апельсинового сока и горячими булочками с черничной начинкой. Сказал, что такая девушка, как она, не должна чувствовать себя незащищенной. Что у нее необыкновенные глаза. Он говорил ей все эти красивые слова. Говорил так, как будто и в самом деле верил в то, что говорит, как будто он и был Тем Самым Мужчиной.
А потом, когда они расстались, ей захотелось снова услышать эти красивые слова, и она позвонила ему по номеру мобильника, который он ей дал. Он предложил ей выпить с ним, и она согласилась. Когда пришла в бар, он ждал за столиком. И встал навстречу ей, протянув к ней руки. Элис это любит. Для нее важно, когда встают ей навстречу. Она не испытывала с ним нервного напряжения, которое бывает при первом свидании, и их разговор тек плавно и естественно. И, сидя с ним, особенно когда стало действовать вино, она поняла, что с ним ей хорошо. Она расслабилась. А с Элис такое случается нечасто.