Выдумщица
Шрифт:
Но кажется, пока с ней все хорошо.
— Какой миленький мальчик. Какой миленький-миленький, — она ласкает его щечку легкими поцелуями.
По дороге в парк Элис спрашивает, как у меня с работой.
— Я все еще безработная, — говорю я. — А как у тебя? Я имею в виду, когда у тебя все более-менее утрясется?
— Вернусь к своим конвертам.
— Высоко мы с тобой летаем, нечего сказать.
— Да, этот Ричард Брэнсон с телевидения от зависти умрет, — отвечает она.
Мы доходим до
Глазенки Оскара широко открываются, что при желании можно считать проявлением крайнего удивления, но скорее всего говорит о том, что он выпускает газики.
— Ну вот, — говорит Элис, по-матерински сюсюкая. — Вот мы и в парке. Нам нравится парк, да? Нам нравится в парке! Мы уже большие мальчики, и мы ходим в парк, как другие детки, да? Да, ходим. Мы ходим. Ходим-ходим, — она легонько и нежно подкидывает его.
И пока Элис воркует, полностью поглощенная этим занятием, я откидываюсь на спинку скамьи и наслаждаюсь теплым ветерком. Прилетела сорока и уселась у наших ног. Потом другая. Наверное, его красавица жена.
То счастливое чувство, которое осталось у меня от вчерашнего дня, еще не ушло. Честно говоря, пожалуй, даже стало сильнее. Никак не могу забыть, что другой человек приложил столько усилий ради меня. Ради меня.
Ну, ладно, я спасла ему жизнь. Но слова Элис никак не выходят у меня из головы. Наверное, он что-то чувствует ко мне.
Я смотрю по сторонам на людей, сидящих на других скамейках. На одной группка подростков в мешковатой одежде рассматривает свои скейтборды. На другой сидит пожилая пара, оба одеты в бежевое и жуют бутерброды. А еще на следующей сидит… сидит… Нет.
Не может быть. Или может? Вряд ли… Нет.
Но когда я напрягаю глаза, то понимаю, что не ошиблась. Это Джон Сэмпсон, одетый в дорогие джинсы и дорогую футболку. А рядом та, с густой челкой, нежно к нему прижимающаяся и заигрывающая с ним.
— О Господи! — говорю я вслух. Элис перестает укачивать Оскара.
— Что такое? — спрашивает она.
— Помнишь, я рассказывала тебе о работе по связям с общественностью, которую так хотела получить? Помнишь, я говорила о том, кто проводил собеседование, как он выяснил, что все в анкете чушь собачья?
— Угу.
— Только не смотри туда — он сейчас сидит с девчонкой, у которой густая челка. На третьей скамейке от нас.
Конечно, когда вы говорите кому-то «не смотри туда», то он обязательно туда посмотрит. Вот и Элис посмотрела. И, посмотрев, страшно побледнела. На ее лице застывает улыбка, а затем оно вытягивается. Таким я ее лицо раньше не видела. И на нем появляется выражение, говорящее о том, что у нее вот-вот случится приступ паники.
— С тобой все в порядке? — спрашиваю я.
— Да, — отвечает она. — Нет. Наверное, нам лучше пойти домой. Вот туда, — и она указывает в направлении от Джона Сэмпсона.
— Хорошо, — говорю я. — Мысль неплохая.
79
Когда я сижу на диване и ем шоколадные хлопья, я вижу, как из квартиры Фрэнка выходит мужчина. Лысый полный мужчина в длинном пальто. У меня странное чувство, будто я знаю этого человека, но не могу вспомнить откуда.
Я практически уверена, что это отец Фрэнка, но ведь мы с ним не знакомы. Однако он определенно мне кого-то напоминает.
Тут звонит телефон.
Идя к нему, чтобы снять трубку, я ожидаю услышать один из трех голосов. Голос Элис. Голос матери. Или голос женщины из банка, которая все время говорит, что мне лучше зайти и поговорить с ней о моей задолженности по банковскому счету.
Но этот голос не принадлежит ни одной из трех вышеперечисленных женщин. Это мужской голос.
— Здравствуйте, Фейт.
— Здравствуйте.
— Это, хм, я, — я? Кто это «я»? Какой, к черту, «я»? — Джон. Джон Сэмпсон. Из «Колридж Комьюникейшн». Я не так давно проводил с вами собеседование по поводу приема на работу, бухгалтером-делопроизводителем.
О Боже мой!
Я вспоминаю вчерашний день, парк, его и ту густую челку.
— О, — говорю я, — хм, здравствуйте еще раз.
— Видите ли, появилась другая вакансия. И я хотел поинтересоваться, можно ли еще на вас рассчитывать?
— Рассчитывать?
— Ну да. В отношении этой вакансии.
— Вакансии?
— Хм-м. Это другая ставка бухгалтера-делопроизводителя, — голос у него упавший, удрученный. Совершенно не такой, которым он издевался надо мной на собеседовании. Но его слова звучат в моих ушах сладкой музыкой.
Он же предлагает мне работу! И не какую-то там, а работу по связям с общественностью!
Карьерную работу!
— Хм, да, рассчитывать можно, — говорю я. — Звучит… заманчиво. Я была бы рада.
— Тогда решено, — говорит он. — Заскакивайте сегодня в два, и мы все подробно обговорим.
— Хорошо.
— Тогда до свиданья.
— До свиданья.
Даже уже положив трубку, я все еще не могу поверить, что это и в самом деле произошло. Джон Сэмпсон. Джон Сэмпсон. Тот самый мужчина, который заставил меня во время собеседования почувствовать себя ничтожеством пяти дюймов ростом, сменил гнев на милость.
Наверное, он осознал, какую ужасную ошибку совершил.