Выход где вход
Шрифт:
Однажды мама принесла особенный диафильм 'Про слонёнка'. К движущейся цветной ленте прилагалась пластинка. Белых букв под картинками не было, а всё, что происходит, рассказывал с пластинки взрослый мужской голос. Вера оцепенела от ужаса. Голос то завывал, то хихикал, то угрожал или жаловался… Невозможно было понять, что ему нужно и чего он хочет от Веры. Вдруг голос почти заплакал. В этот момент Вера посмотрела на картинку перед собой и увидела слонёнка, которого тянул за нос в реку омерзительный крокодил.
' — Кажется, сегодня на обед у меня будет слонёнок!', - издевательски прошипел голос, и тут же взвыл от отчаяния: ' —
Вера много лет не знала, что же случилось со слонёнком. Она часто вспоминала о нём, и иногда ей казалось, что своими криками она всё же сумела испугать крокодила. Когда у мамы появилась брошка из слоновой кости, Вера долго обдумывала, что это значит. Ведь если бы слонёнка утащили в реку, вряд ли бы из его бивня удалось сделать брошку… Подозрения о том, какую роль могла сыграть мама в жизни слонёнка, она отметала. Дойдя до некой неназываемой вслух мысли, Вера шарахалась обратно. В конце концов, она решила, что выросший слонёнок просто подарил один из своих бивней на брошку. Каким-то чудесным образом сумел передать его из Африки в Россию — быть может, даже в благодарность Вере за то, что она спугнула крокодила и спасла ему жизнь.
В пятом классе на уроке литературы Вера узнала, что слонёнку помог двухцветный питон. Обвился двойным кольцом вокруг задних ног бедняги и вытащил его обратно на берег. Радости она не почувствовала. Да, приятно было обнаружить, что слонёнок остался доволен своим вытянутым в трубочку носом и дальше пользовался им себе на благо, то дотягиваясь до фруктов, то обливаясь водой. А так же, что он потом отлупил отросшим хоботом всех своих гнусных родственников… Но всё это уже не имело отношения к Вериной жизни, её страхам и подвигам. Особенные отношения со слонёнком рассыпались в прах. Она старалась забыть тот пронзительный вопль 'Больно!' и свой спасительный крик — навстречу. От всей истории осталось лишь прыгающее разноцветным мячиком и щекочущее горло словечко — название реки 'Лимпопо'.
И вот теперь эта девушка, с лицом и станом, словно выточенным из слоновой кости… Служительница чайной жестом попросила вошедших снять обувь. Только после этого они заметили её узкие босые ступни. Скользнув взглядом по розоватой коже, Вера вспомнила трогательный, куцый нос слонёнка до встречи с крокодилом. Пол в чайном домике был застлан однотонными коврами, гасившими звуки. Их провожатая мягкой кошачьей поступью двинулась по коврам в сумеречные пространства. За трескучими занавесями из бамбуковых палочек открылся зал.
Резные перегородки разделяли затемненную комнату на небольшие фрагменты. На полу лежали плоские подушки для 'вкушающих'. Горизонталь пола усиливалась невысоким деревянным столиком для чая. Помещение освещалось лишь изнутри. Дневной свет туда не проникал. Окна были наглухо зашторены полотнищами с иероглифами. 'Может, китайцы полагают мысль источником света? — озадачилась Вера. — Иначе зачем на шторах — иероглифы?'.
Кит, покряхтев,
Обстановка настраивала на собранность и немногословность. Неспешные разговоры гостей не расплескивались за пределы облюбованного ими кусочка зала, а собирались и настаивались там, как редкий сорт чая. Всё побуждало замедлять движение, говорить тише и прислушиваться к самому себе. Строгие иероглифы, тонкие бамбуковые стебли, сухие растения в узких вазах и решетчатые стены сплелись в нерасторжимое единство стихотворной строки.
Вера с Никитой сидели на полу, и всё вокруг находилось выше, чем они привыкли видеть. Мир, воспринятый снизу, как-то сразу расширился. Наполнился тишиной и сумраком. Тонким цветочным ароматом. Тенями, шелестом и шорохами. Вера заново поразилась огромности маленького зала. Воздух в него вливался, как в чашу.
Отсутствие иных звуков, кроме шёпота, шелеста и струения, осязание повсюду лишь мягкой поверхности убаюкивали воображение. Зашторенные окна и строгие линии отсекали всё внешнее. Между заоконным миром и посетителями чайной словно встала невидимая стена. 'Наверное, потому здесь и обувь снимать заставляют, — подумалось Вере, — чтобы избавить человека от тяжести пройденных дорог. А, может, чтобы он почувствовал себя уязвимым, отбросив прежний опыт'.
Лицо Кита, сидевшего на полу, показывало, что он чувствует себя странно. Вера и сама потерялась, когда Марина впервые привела её в эту чайную. А сейчас с удовольствием наблюдала за переменами, производимыми в Никите сменой физических координат. Он словно куда-то погружался, проваливался… Сопровождавшая их девушка объясняла каждый шаг чайной церемонии.
Внимательно и завороженно они следили за тем, как закипает вода в прозрачном пузатом чайнике. Наблюдали, как в его утробе, укрупняясь и скрещиваясь, вращаются 'жемчужные нити' — склеившиеся пузырьки воздуха. Вдыхали аромат сухих чайных завитков — прежде, чем те размокнут. Смотрели, как, обдав круглый заварочный чайничек, кипяток стекает по нему сквозь решетчатые ячейки столика. И как потом струя с янтарным отливом заполоняет миниатюрную чашку из темной глины.
Вера медленно тянула в себя густой, насыщенный запах. Коснувшись губами чая, отпила глоточек. Рядом Кит, расширив ноздри, стремился заглотнуть побольше. Скорее распробовать свою порцию аромата. Но захватить, заполучить сразу много не получалось. Все было очень маленьким, отмеренным, дозированным.
— Здесь такие крохотные порции, чтобы прочувствовать каждый глоточек, — пояснила Вера Киту. Взглядом уточнила у проводившей церемонию девушки, правильно ли она говорит. — Чтобы ощущение не тиражировалось во множестве повторений, а осталось единственным.
Девушка, удостоверившись, что к ней нет вопросов, поднялась с пола, сверкнув нежными ступнями. Рассекла воздух шелковыми полами своих одеяний. И оставила их наедине с чайными дарами. Вера, застыв под грузом впечатлений, едва притронулась губами к краю чашки. Кит деловито подлил себе из чайничка очередную порцию, торопясь распробовать. От новизны и необычности даже утренний кошмар в Бизнес-центре на время отодвинулся. Но тоскливое сожаление о бездарно обвалившейся сделке вскоре вернулось обратно. Тянуло за собой и другие болезненные воспоминания.