Выкорчеванная
Шрифт:
Из Гидны мне написала Кася. С детьми все в порядке, насколько это можно было вообразить. Сташек все еще молчалив, но он смело разговаривал с магнатами, когда их собрали на выборы, и сумел убедить их короновать его и назначить своего деда регентом. Кроме того, он согласился на помолвку с девятилетней дочерью варшинского эрцгерцога, которая очень впечатлила его своей способностью плюнуть через весь сад. Сомневаюсь, что это удачная основа для брака, и все же ничем не хуже того, что в противном случае ее отец устроил бы бунт.
В честь коронации Сташека был собран турнир, и он попросил Касю отстаивать на нем его честь, чем привел свою бабку в полную растерянность.
Сташек воспользовался Касиным триумфом, чтобы назначить ее капитаном своей гвардии. Сейчас она уже научилась правильно владеть мечом, и больше не натыкается на других рыцарей во время тренировок. Два лорда и один эрцгерцог уже попросили ее руки, а кроме того, к ее глубокому возмущению, Соля.
«Можешь себе это представить? Я сказала ему, что считаю его психом, а он ответил, что живет надеждой. Алёша, когда я ей рассказала, смеялась десять минут без перерыва, не считая кашля. А потом сказала, что он знал, что я откажу просто, чтобы показать всему двору, что он тоже теперь лоялен Сташеку. Я сказала, что не стану хвастать о том, что кто-то предлагал мне выйти замуж, а она ответила, вот увидишь, он сам всем расскажет. И точно, на следующей неделе с полдесятка людей справились у меня об этом. Я даже хотела отправиться к нему и заявить, что все-таки согласна, просто чтобы посмотреть на его реакцию, но испугалась, что он по какой-нибудь причине согласится и найдет способ не дать мне отвертеться.
Алёше с каждым днем становится лучше, и тоже дети растут хорошо. Они вмести каждое утро ходят купаться в море. Я хожу с ними и сижу на берегу, потому что больше не могу плавать. Просто иду камнем на дно, а соленая вода как-то неправильно ощущается на моей коже, даже если я просто окунаю в море ноги. Пришли мне, пожалуйста, еще одну флягу с речной водой! Здесь я постоянно испытываю небольшую жажду, а еще она полезна для детей. Если я даю им выпить по глоточку перед сном, у них не бывает кошмаров о Башне.
Если ты думаешь, что детям ничто не грозит, я приеду зимой. Никогда не думала, что они захотят вернуться, но Мариша спросила, можно ли ей приехать чтобы снова поиграть в доме Натальи.
Я по тебе скучаю».
Сделав последний стремительный шаг, перепрыгивая к Веретяннице, где на полянке стоял мой собственный дом, выращенный в стволе древнего сонного дуба. С той стороны, где находился вход, корни дуба расступились, открывая просторную нишу, которую я выстлала травой. Я старалась, чтобы здесь для ходоков всегда был запас плодов из заповедной рощи. Сейчас их стало меньше, чем было в прошлый раз, и с противоположной стороны от входа кто-то наполнил дровяной ящик.
Я выложила из корзины в нишу оставшиеся плоды и зашла на секундочку внутрь. В доме не нужно было убирать: пол был выстлан мягким мхом, а трава на постели восстанавливалась без моей помощи, когда я поднималась утром. В серьезной чистке нуждалась я сама, но я долго ходила с серым грузом и слишком устала этим утром. День уже перевалил за полдень, и я не хотела опаздывать. Я лишь взяла ответное письмо Касе и закрытую флягу с водой из Веретянницы, сложив все в корзинку, чтобы передать их Данке для отправки.
Я вышла на берег и сделала еще три широких шага на запад, чтобы наконец совсем выбраться из Чащи. Я пересекла Веретянницу по мосту у Заточек в тени растущего здесь высокого молодого очагового дерева.
Когда мы с Сарканом плыли по реке в поисках королевы Чащи, она совершила последний отчаянный рывок и, прежде, чем мы успели ее остановить, лес наполовину успел поглотить Заточек. Когда я ушла из Башни, навстречу мне прибежали убежавшие из деревни люди. Оставшийся путь я пробежала и обнаружила горстку отчаянных защитников, готовых срубить только что посаженное очаговое дерево.
Они оставались, чтобы выиграть время для бегства своих семей, но считали, что, совершая это, их схватят или их поразит порча. Так что сражаясь, они были полны отчаянной решимости и страха одновременно. Не думаю, что они бы прислушались ко мне, если бы не мои лохмотья, босые ноги, всклокоченная голова и лицо в саже. Меня невозможно было принять за кого-то иного, кроме ведьмы.
И все равно, они мне не поверили, что Чаща побеждена и навсегда повержена. Никто из нас не мог даже помыслить ни о чем подобном. Однако они видели, как внезапно богомолы и ходоки убежали обратно в Чащу, и к тому же они сильно устали. Так что они отошли и дали мне волю. Дереву еще не было и дня от роду. Чтобы дать ему вырасти, ходоки привязали к нему старосту и трех его сыновей. Мне удалось освободить всех братьев, а вот их отец отказался. В его желудке уже год как медленно тлела углем болезнь.
— Я могу вам помочь, — обещала я ему, но старик лишь качал головой, его глаза уже были полусонными, и он улыбался. Внезапно его узловатые руки и скованное стволом тело скрылись под наросшей корой прямо под моими ладонями. Изогнувшееся очаговое дерево вздохнуло и выпрямилось. Оно разом сбросило все ядовитые цветы, и на его ветвях мгновенно появились новые чистые бутоны.
Мы все мгновение стояли неподвижно под серебристыми ветвями, вдыхая их тонкий аромат, ничем не похожий на удушающую приторно-сладкую вонь порчи. Потом крестьяне поняли, что они делают, и нервно стали пятиться. Они боялись принять умиротворение очагового дерева так же как мы с Сарканом в роще. Никто и представить себе не мог, что из Чащи может появиться что-то не являющееся злом и не переполненное ненавистью. Сыновья старосты беспомощно смотрели в мою сторону:
— Разве вы не можете его тоже спасти? — спросил меня старший.
Пришлось объяснить им, что спасать больше некого. Он стал деревом. Я слишком устала, чтобы объяснять все в подробностях, к тому же людям это не так-то просто понять, даже родом из долины. Сыновья застыли в пораженном молчании, не зная скорбеть им об утрате или нет.
— Он очень скучал о маме, — наконец произнес старший, и остальные согласно кивнули.
Никому из жителей деревни не понравилось растущее на мосту очаговое дерево, но они достаточно мне доверяли, чтобы согласиться его оставить. С тех пор оно прилично выросло, и его корни уже воодушевленно переплелись с бревнами моста, обещая в скором времени полностью его поглотить. Оно было усыпано множеством плодов, птиц и белок. Пока еще немногие соглашались отведать его плоды, а вот звери вполне доверяли собственным носам. Как и я. Нарвав в свою корзину десяток плодов, я пошла дальше, попутно напевая, по длинной пыльной дороге к Двернику.