Выкорчеванная
Шрифт:
Но никакого водопада здесь не было, не было и обрыва. А древнее дерево было всего лишь молодым и невысоким саженцем. На противоположном берегу Веретянницы росло другое очаговое дерево, и под взглядами этих двух стражей русло реки постепенно расширялось, уходя темной и глубокой полосой в даль. Нигде более я не видела ни одного очагового дерева — лишь обычные дубы и высокие сосны.
Внезапно я поняла, что больше не одна. На противоположном берегу под старым очаговым деревом стояла женщина.
На мгновение я решила, что это королева Чащи. Она была так на нее похожа, что они должны были быть родственницами. У нее был такой же ольховый и напоминающий кору оттенок кожи, такие же вьющиеся волосы, но лицо
Кажется, она меня не видела. С вплетенными в прическу цветами она стояла на носу ладьи, улыбаясь, рядом с мужчиной. Мне понадобилось некоторое время, чтобы узнать его лицо. Прежде я видела его лишь мертвым. Это был король из Башни. Он казался гораздо моложе и выше, а на его лице еще не было морщин. Но королева Чащи выглядела точно так же, как в тот день, когда ее замуровали в гробнице. Позади сидел молодой человек с напряженным взглядом, совсем мальчишка, но я увидела в нем того, в кого он превратится годы спустя: того самого человека из Башни с жестким лицом. С ними в ладье на веслах плыли и другие люди Башни. Люди в серебристых доспехах, погружая весла в воду, опасливо озирались по сторонам на огромные деревья.
За первой ладьей плыли десятки лодок, но эти казались поделками — не лодки, а скорее огромные листья. Все они были наполнены народом, которого я прежде никогда не видела. Все они чем-то, как и королева Чащи, напоминали деревья: темные каштаны, светлую вишню, бледный ясень и теплую иву. Среди них было несколько детей, но ни одного старика.
Резная ладья тихо ударилась о берег, и король помог королеве Чащи выбраться из лодки. Она подошла, улыбаясь и раскрыв объятья, к стоящей женщине леса: «Линайя», — сказала она, и каким-то образом я знала — это слово одновременно и было, и не было волшебным, и означало и не означало имя. Оно означало сестру и подругу, и побратима-путешественника. Это имя странным образом разнеслось эхом среди деревьев. Казалось шепот их листвы донес его обратно, рябь реки подхватила его и мне почудилось, что оно вписано во все-все окружающее меня.
Но, казалось, королева Чащи ничего этого не заметила. Она поцеловала сестру в обе щеки. Потом она взяла короля за руку и провела его мимо очаговых деревьев в лес. Люди Башни привязали ладью и последовали за ними.
Линайя безмолвно ждала на берегу и смотрела, как одна за другой пустеют последние лодки. Когда очередная из них пустела, женщина касалась ее рукой, и та превращалась в листок на поверхности реки. Поток аккуратно уносил его в небольшой кармашек у берега. Вскоре река опустела. Последние люди леса уже шли к поляне. Тогда Линайя повернулась ко мне и тихим вибрирующим голосом словно ударила по пустому бревну сказала: «Идем».
Я удивленно уставилась на нее, но она лишь повернулась и пошла через ручей. Через мгновение я пошла за ней. Хоть я и была напугана, инстинктивно я ее не боялась. Мои ноги расплескивали воду, а ее нет. Там, где влага касалась ее кожи, она моментально впитывалась внутрь.
Кажется, время вокруг нас текло странно. К тому времени, как мы добрались до леса, свадьба уже кончилась. Королева Чащи и ее король стояли на зеленом холме, взявшись за руки, которые были обернуты цепочкой из сплетенных цветов. Вокруг них, рассыпавшись между деревьев, собрались люди леса и молча наблюдали. В них во всех ощущалась тишина и нечеловеческая неподвижность. Десяток людей Башни с опаской поглядывал на них, вздрагивая от шелестящего бормотания очаговых деревьев. Тот молодой
Линайя вышла вперед, присоединяясь к ним. Ее глаза были влажны и блестели словно листва после дождя. Королева Чащи с улыбкой повернулась и протянула к ней руки. «Не плачь, — сказала она, веселым будто ручей голосом: — я буду неподалеку. Башня всего лишь на другом конце долины».
Сестра ничего не ответила. Она поцеловала ее в щеку и отпустила руки.
Король с королевой Чащи ушли вместе, и с ними люди Башни. Народ леса тихонько разбрелся между деревьев. Линайя вздохнула тихо, словно среди ветвей пронесся ветерок. Мы остались одни стоять на зеленом холме. Она повернулась ко мне.
— Наш народ долгое время прожил в одиночестве, — сказала она, и я задумалась, что для дерева значит «долго»? Тысяча лет, две тысячи, десять? Бесконечные поколения, все глубже забирающиеся корни. — Мы уже начали забывать, каково это быть людьми. Мы постепенно отдаляемся.
— Когда сюда со своим народом прибыл король-чародей, моя сестра разрешила ему войти в долину. Она считала, они помогут нам вспомнить. Считала, что мы можем обновиться и в свою очередь научить их. Мы сможем дать друг другу иную жизнь. Но они боялись. Они хотели жить, хотели быть сильнее, но не хотели меняться. Они научились плохим вещам, — пока она говорила, мимо проносились годы, словно размыв все вокруг моросящим серым и тихим дождем. И потом вдруг снова наступило лето, другое — намного позже, и из-за деревьев показались выходящие люди леса.
Многие из них шли медленно, несколько настороженно. Часть из них пострадала: кто-то берег почерневшие руки, другой прихрамывал на ногу, которая была похожа на неловко обрубленное полено. Остальные им помогали. Разглядев конец обрубка, я решила, что нога снова отрастает. Несколько родителей вели за собой детей, женщина несла на руках ребенка. Вдалеке, гораздо дальше к западу над лесом поднимались тонкие черные столбы дыма.
Подходя, люди леса подбирали плоды очаговых деревьев и делали из отпавшей коры и павших листьев кубки, совсем как мы с Касей в детстве, когда устраивали в лесу притворные чаепития. Они набирали в них чистейшую воду из пруда и расходились по лесу по одиночке, парами, иногда по трое. Я стояла, наблюдая за ними, самая не зная почему, полными от слез глазами. Некоторые из них останавливались на открытом месте, где их освещало солнце. Они съели плоды и запили их водой. Мать откусывала часть плода, вкладывала ее в рот своему ребенку, и давала попить из своего кубка.
Они начали меняться. Их ноги начали расти, пальцы на ногах удлиняться, вгрызаясь в землю. Их тела тоже начали удлиняться, и они подняли руки к солнцу. Одежда с их тел опала на землю в опавшую листву и сухую траву. Дети менялись быстрее взрослых: они быстро превращались в красивые серые колонны, широко раскинувшие ветви, усыпанные белыми цветами. Отовсюду росли серебристые листочки, словно вся содержащаяся в них жизнь выплеснулась наружу за один резкий выдох.
Линайя сошла с холма и стала обходить их. Несколько людей были ранены или стары, они страдали, застряв в превращении на середине. Ребенок превратился в красивое сияющее деревце, усыпанное цветами, а его мать присела рядом, сотрясаясь над стволом, обхватив его руками. Ее вода пролилась, и лицо корчилось в слепой агонии. Линайя мягко прикоснулась к ее плечу. Она помогла матери подняться, чуть отстранившись от маленького деревца. Она погладила ее по голове, дала съесть фрукт и выпить из своей чаши. Она спела ей тем же странным глубоким голосом. Мать стояла, опустив голову, обливаясь слезами, но вдруг она подняла лицо к солнцу, начала расти и исчезла.