Выкуп

Глебова Ирина Николаевна

Аллочку Овсепян он впервые увидел в институтском коридоре. Вадим поступил учиться уже через месяц после армии. Как у только что демобилизованного, у него были льготы, и Вадим ни за что не хотел терять ни своего преимущества, ни года жизни. Чтобы наверняка стать студентом, Вадим и выбрал инженерно-экономический институт – из всех городских ВУЗов здесь был самый небольшой конкурс: в годы его молодости профессия «экономист» вовсе не считалась престижной. Ровесники рвались в геологи, журналисты, физики-ядерщики, историки-археологи, архитекторы. «Экономист» ассоциировалось со скучной бумажной рутиной. Но у молодого Баркова не было какого-то особого пристрастия, он не мечтал покорять небо, морские глубины или отыскивать рудоносные породы. Сочинения он тоже писал не слишком образно, а вот математика ему давалась

хорошо. Вообщем, он всё просчитал и легко стал студентом экономического факультета. И в первый же день увидел, как по институтскому коридору навстречу ему идёт удивительное создание – хрупкая, почти воздушная девушка: чудесные черты, огромные глаза, волосы, густые и тёмные, крупными кольцами обрамляющие нежнейшего цвета и овала лицо… С первого же взгляда эта девушка казалась беззащитной и вызывала желание оберегать её. Так оно и было: Аллочка с рождения страдала тяжёлым пороком сердца.

Она родилась и выросла здесь, в Харькове. Её отец, Тигран Овсепян, офицер-ракетчик, был направлен на учёбу в местную военную академию. Окончил её с отличием, остался там же преподавать. Познакомился с милой девушкой Люсей Тимошенко, женился, родилась дочь Аллочка. Когда же полковник Овсепян вышел в отставку, наконец-то осуществил свою мечту – вернулся в родную Армению. Вместе с семьёй, конечно же. Аллочке было тогда пятнадцать лет, она окончила в Ереване школу с золотой медалью, могла бы учиться в Ереванском университете. Но, так же, как когда-то её отец тосковал об Армении, девочка тосковала о своём родном городе. И потом – она не очень хорошо прижилась в южной республике: для неё всё здесь было слишком шумно, слишком темпераментно, слишком пёстро. Об этом она сама позже рассказывала Вадиму. И девочка проявила характер, настояв на своём. Родители, страшно переживающие за единственную болезненную дочь, всё же отпустили её к бабушке и дедушке. С ними она и жила, поступив в институт.

В противоположность Вадиму, Аллочка Овсепян выбрала себе институт совсем по другой причине. Перед ней практически были открыты двери любого учебного заведения, но ей хотелось профессию спокойную, связанную с постоянным местом, с бумагами, с тёплым светлым кабинетом… Да, она будет бухгалтером, со временем – старшим бухгалтером или старшим экономистом. И прекрасно!

Девушка, которую увидел Вадим и в которую влюбился сразу и навсегда, тоже была первокурсницей, но другого факультета – финансы и кредит. В этот же день он уже знал, как её зовут, но ещё долго не решался подойти к ней. Довольно часто их факультетам читались общие лекции, и ребята собирались в одной аудитории. Тогда Вадим садился так, чтоб непременно видеть Аллочку, и не столько слушал преподавателя, сколько смотрел на неё. Она, конечно же, скоро заметила эти взгляды, да и не только она. Её подружки пересмеивались, оглядывались на него, подталкивали Аллочку и что-то шептали ей. Но сама девушка, если и встречалась взглядом с Вадимом, смотрела бесхитростно, не кокетничая, и даже, казалось, ласково. У парня замирало сердце, прерывалось дыхание и подгибались коленки. А ведь он никогда не был робок с девушками! Нравился им и знал об этом, легко мог заговорить, познакомиться, развлекать. Но только не с этой девушкой! К ней подойти он просто боялся.

Всё произошло на Новый год, правда, не случайно. Аллочка вместе со своей однокурсницей пришла праздновать в институтское общежитие, где жил Вадим. Он с нетерпением ожидал этого: подруга его соседа по комнате училась с Аллочкой в одной группе, и он сам попросил девушку: «Уговори Аллу Овсепян хотя бы на полчасика завернуть в нашу компанию!» Когда девушки появились в дверях комнаты, вся компания приветственно зашумела, только один Вадим молча смотрел на тоненькую фигурку, милое лицо в ореоле тёмных кудрей…

Через полчаса после полуночи включили магнитофон – кто-то из ребят принёс бабину с записями самых модных песен и мелодий. Аллочку приглашали, она не пропускала ни один танец. Вадим всё так же сидел на месте, смотрел. Когда она танцевала быстрый танец, он любовался гибкими движениями девушки, но когда её ладошка ложилась на плечо парня, у Вадима начинало бешено колотиться сердце… Вот певец Ободзинский запел «Восточную песню»: «… Стоит мне тебя увидеть – о, как я счастлив!», и Вадим увидел, что к

Аллочке вновь подходит один из его приятелей. Он рванулся вперёд и успел-таки вклиниться между девушкой и парнем.

– Я… Потанцуй со мной! – выдохнул он и застыл, глядя в её лицо, впервые такое близкое. Аллочка подняла на него взгляд, и Вадим почувствовал – голова кружится так, что он вот-вот упадёт. Но тут девушка положила ему на плечи обе руки. Совершенно невесомые, они всё же удержали его. Вернули ему не только равновесие, но и веселье, и уверенность, и лёгкость движений. Они не дотанцевали танец: молча, не говоря друг другу ни слова, пошли к двери, вышли в пустынный длинный коридор и пошли, заглядывая во все двери. Скоро Вадим нашёл совершенно пустую комнату и завёл туда девушку за руку. Он не стал зажигать свет – от белого снега за окном и яркой луны стоял таинственно-волнующий полумрак. Но смелость вдруг опять покинула Вадима, он молчал, не смея поднять рук и обнять её за плечи. Аллочка первая прикоснулась ладонями к его щекам, привстала на цыпочки и потянулась к нему губами.

Когда, задохнувшись от бесконечного поцелуя, они наконец отпрянули друг от друга, Вадим прошептал:

– Аллочка! Скажи, это не кончится вот сейчас, в этот вечер?

Она положила головку на его грудь, засмеялась тихо. Смех её и голос звучали так нежно, словно были продолжением и мягкого лунного света, и медленных крупных снежинок.

– Вадик, почему ты так долго не подходил ко мне? Я тебя увидела первый раз, и ни о ком больше думать не могу… Ты самый лучший…

Они целовались стоя, потом сидя на чьей-то застеленной кровати, потом лёжа на ней. Из дальнего конца коридора доносилась музыка, весёлые крики – все праздновали Новый год. А здесь они были одни, никто им не мешал…

Конечно, логичнее было бы играть свадьбу летом, сдав сессию и перейдя на второй курс. Но ни Вадим, ни Аллочка так долго ждать не хотели. В январе они сходили в ЗАГС и им назначили бракосочетание на первые весенние мартовские дни. Тигран Овсепян был очень недоволен тем, что его дочь выходит замуж так рано – в восемнадцать лет, – да ещё за студента, которому самому всего лишь двадцать один, и предстоит ещё долго учиться, и никакой материальной базы! Однако справлять свадьбу в общежитии он не позволил – оплатил вечер, столы и музыкальный ансамбль в кафе. Ребята гуляли весело, и даже угрюмое лицо отца невесты никому настроение не испортило.

Вадима в институте уважали: демобилизованный солдат, комсорг факультета! Комитет комсомола подсуетился, и ему с молодой женой дали отдельную комнату в общежитии. Можно было бы, конечно, жить у Аллочкиных дедушки с бабушкой – старикам Вадим очень нравился, они не возражали. Но Вадим сам не захотел их обременять, ведь двухкомнатная «хрущёбка» была просто миниатюрна: смежные комнатки, тесная кухня, крохотный коридор, совмещённый санузел… Квартира его же родителей досталась сестре Люсе – к тому времени она уже была замужем, родила сына… Нет, у себя в общежитии они были самостоятельны и счастливы! Не отказывались от денежной помощи, которую пересылали из Еревана Аллочкины родители: Вадим понимал – его жене нужно хорошо питаться. На помощь своего отца у него никаких надежд не было. После смерти матери тот женился на женщине из пригорода, разводил кур, свиней, имел двух коров, огород. Казалось бы – вот и помощь детям натуральными сельскими продуктами! Но его вторая жена всё носила на рынок и, видимо, крепко держала в руках мужа. Тот даже на свадьбе сына побыл всего часик и заторопился на электричку, сказав в оправдание: «Дома ждёт скотина».

Вадим стал учиться на отлично, получать, как и Аллочка, повышенную стипендию. А вечерами ещё и подрабатывал – на стройках, на разгрузке вагонов. Аллочке врачи категорически запретили иметь детей – сердце могло не выдержать беременности и родов. Она сказала ему об этом ещё до свадьбы, но он готов был ради неё на всё.

– Ты сама – мой ребёнок. Буду тебя баловать, на руках носить, ну, и немного воспитывать!

Она и правда была для него женой, ребёнком, чудом из чудес – «восточным цветком». Даже в его страсти было больше нежности, чем физической чувственности. Вадим так любил жену, что очень быстро привык к мысли, что они проживут жизнь вдвоём, друг для друга. Но Аллочка смогла выдержать только два года, потом взмолилась: