Вырай. Триединство
Шрифт:
Она вытянула руку вперёд. Через несколько секунд на ладонь опустился воробей. Ведьма наклонилась к нему и что-то прошептала. Птичка чирикнула, взмахнула крыльями и полетела в сторону поселения.
Часть 2. Глава 18
В бане пахло чабрецом и немного полынью. И мокрой псиной — Герда не пожелала расставаться с хозяйкой ни на секунду, поэтому сейчас лежала, вывалив язык, у двери, страдала от жары, но упрямо отказывалась выйти хотя бы в предбанник. В голове собаки отсутствовали какие-либо мысли, она лишь транслировала безмерное счастье от того, что неугомонная хозяйка наконец-то дома.
А в первые минуты встречи Марине пришлось окунуться в безумное чувство вины — питомица всегда считала, что главный человек в её жизни уходит не просто так.
«Я. Виновата. Не знаю. В чём, но. Виновата! Прости! Я прощена? Прощена, ведь ты вернулась! Не уходи больше. Никогда!»
Такое повторялось из раза в раз, и ведьме эта всепоглощающая любовь всегда давалась очень тяжело. Ведь стыдно бывает даже перед животными.
— Ишь, разлеглась тут, блоховозка, ни пройти ни проехать! — обдериха, жена лазника, пнула Герду ногой, но собака лишь лениво приоткрыла глаза и тихонько рыкнула.
— Ладно, ладно, — стушевалась нечистая. — Только потом не визжи, если кипяток на морду попадёт, — и елейным голосом спросила: — хозяюшка, какой веничек брать? Дубовый али берёзовый? Ещё можжевеловый есть.
— Берёзовый, — промурлыкала Марина, не открывая глаз.
Сказать, что ей было хорошо, значит, не сказать ничего. Она лежала на полке и наслаждалась происходящим. Обдериха взобралась на лавочку и принялась охаживать спину ведьмы веником, гоняя горячий, ароматный воздух вдоль тела.
— Квасок аккурат к твоему возвращению поспел, хозяюшка, — сообщила нечистая, не прекращая работу. — Мужик мой принести должен из подпола. Сейчас попаришься и выпьешь. Отличный квасок получился, не сильно сладкий, пенный — как ты любишь. В нос шибает, аж дух захватывает!
— Мгм…
— Отощала-то как, бедная, кости так и выпирают, так и выпирают! Нельзя тебе, хозяйка, худеть. Абы што, а не девка. Это другие в худобе что берёзки: гибкие да красивые. А ты на корову, что вот-вот сдохнет, похожа. Но ничего, это мы выправим. Степанида печь вытопила, куру, начиненную блинами, готовит. Поешь, как следовает. Деревенские бабы сливочек натаскали, сметанки, картошечки… Так что жирок новый нарастёт, не боись. Будешь краше прежнего. Мужики не собаки, на кости не бросаются, так-то. Перевертайся на спину.
Марина перевернулась, прикрыла грудь руками, чтобы прутья не били по чувствительным местам.
— А то Степанида даже плачет иногда. Ты ж одна, и она одна. А ей в хате мужик нужон, и для работы, и для души. Знаешь ведь, что домовиха пару получает, только если хозяйка пару находит.
Марина пропускала сетования обдерихи мимо ушей, как и много раз до этого. В конце концов, монолог о «мужиках» сам собой затух.
— Одёжу грязную куда девать? — деловито спросила нечистая. — Постирать?
— Выброси эту дрянь, — пробормотала ведьма. — Или себе забирай.
Веник на секунду завис в воздухе. Жена банника всегда ходила в обносках, хоть и чистых. А тут целое «платье», пусть и синтетическое.
— Ох, спасибо, хозяюшка, удружила! Детям рубах нашью, на всех хватит! — восторгу обдерихи не было предела.
— А сама?
— Что сама? — удивилась нечистая. — У меня ещё своё не доношено. Всё, хозяйка. Пока хватит. Потом ещё разок попарю. Садись аккуратно, а то головушка закружится.
Ведьма сползла с полка, вышла в предбанник. Верная Герда выскочила за ней, метнулась к миске с водой, принялась жадно лакать. Марина завернулась в простыню, плюхнулась в старое, неведомо как завалявшееся на складе Красноселья кожаное кресло и вздохнула. После парилки душный летний воздух казался восхитительно прохладным.
На столе уже стоял кувшин с квасом. Бесцеремонный с другими людьми лазник голую хозяйку предпочитал не смущать своим присутствием — мало ли, вдруг оскорбится и уничтожит?
Марина налила в кружку напиток, сделала несколько больших глотков и задумалась.
События последних дней постепенно выпускали душу из своих костлявых пальцев, уступая место ощущению безопасности, которое знакомо любому человеку, хоть раз возвращавшемуся домой из дальнего и не слишком приятного путешествия. К тому же ведьма всё-таки перебросилась парой слов с дежурными — хотела удостовериться, что в Приречье во время её отсутствия никаких эксцессов не произошло.
Конечно, проблемы были, но такие, которые не нужно решать колдовством. Ничего, что выходило бы за рамки обычной жизни.
Самым обсуждаемым был скандал в Потаповке. Мужчина завёл любовницу, но потом решил вернуться к жене. Обманутая девушка рассказала обо всём супруге. Та накормила неверного цикутой. Фельдшер спасти его не смогла.
Жену осудили на изгнание, любовница ушла из Приречья сама. Двоих враз осиротевших детей никто прогонять не собирался, но они не захотели оставаться в поселении и отправились с матерью за Туман.
Ещё в Яблоневке случился коровий мор, который с трудом удалось остановить. Короткое расследование показало, что падёж скота устроил паморак, которого встретили за защитной чертой местные подростки. Встретили, пожалели, поверили жалостливому рассказу, что он — домовой, лишившийся жилья и хозяина, и пригласили в деревню. В школе после инцидента был проведён ряд дополнительных уроков на тему распознавания видов нечисти. Паморка изловили дружинники и сожгли на костре.
Ну и так, мелочи, ничего не значащая текучка, характерная для большинства современных мирных поселений и прекрасно решаемая на уровне администрации, практически одним Семашко: град, побивший урожай на общественном поле, шестеро гостей, из которых двое — кандидаты на ПМЖ, четыре свадьбы, два развода, восемь новых младенцев, стремительно уменьшающиеся запасы соли… Остальные новости Марина слушать не стала, позорно сбежала на «ведьмин хутор», так как на пропускной пункт приехала телега, которой управляла жена Максима. Всё-таки в ближайшие дни колдунья не хотела попадаться на глаза подруге.