Вырай
Шрифт:
— Интересно, а что это за растение посажено?
Юра пожал плечами — какая, мол, разница.
— Рапс.
— Что, Фархадик?
— Рапс, говорю. — Фархад, водитель, из автомобиля не вышел — наслаждался видом через открытое окно. — Ты его пару недель назад не видела — ярко-жёлтое покрывало, очень красивое. И запах резкий, запоминающийся.
— Откуда ты всё знаешь, умник? — Юля подошла к задней двери, открыла дорожную сумку и достала из неё голубую блузку без рукавов и с очень глубоким вырезом.
— Книжки читаю. — Пожал плечами Фархад, надел солнцезащитные очки и
Шикова, не смущаясь коллег и проезжающих мимо машин, стащила с себя яркий полосатый топ и натянула блузку. Сменила удобные в дороге леггинсы на узкую серую юбку и взбила волосы.
Теперь на обочине вместо обычной невзрачной девушки стояла эффектная теледива с пронизывающим взглядом.
Юра включил видеокамеру и показал большой палец.
— Именно здесь, в этих мирных краях, родился один из самых жестоких сексуальных маньяков, Григорий Добрынин по прозвищу Семьянин. За несколько десятилетий он замучил более двадцати женщин и вовлёк в это жестокое безумие своих близких. Кем они были? Что ими двигало? И почему они погибли именно здесь, на малой родине Семьянина? Мы не знаем ответа. Но, возможно, в этом тихом месте ещё есть кто-то, кто помнит Григория молодым юношей. А может быть, найдём свидетелей пожара, в котором Добрыниных настигло возмездие.
Юра снова показал большой палец.
— Отлично. Фархад, сколько нам ехать осталось?
— Километров пять.
— Супер. Юрик, поснимай немного. — Юлия села в машину.
Юра недовольно поморщился — он прекрасно знал своё дело и работал на телевидении в два раза дольше Шикиной. Но спорить и убеждать журналистку, что он прекрасно обойдётся без подобных указаний, было лень.
Вскоре микроавтобус тронулся с места.
***
Когда пенсионерки пришли в магазин, продавщицы на месте не оказалось. Женщины никуда особо не спешили, поэтому с удовольствием принялись обсуждать последние новости, думая, что Света побежала в туалет.
Их беседу прервали какие-то подозрительные стоны в дальнем помещении. Бабульки всполошились — вдруг Свете плохо, и она там помирает? Баба Лена запричитала и поковыляла к двери первой.
— Нет! — Раздалось из комнаты. — Не заходите! Я сейчас!
— Светочка, у тебя всё добра? Можа, помочь?
— Нет! Нет! Две минуты! Не, за, ах, ходите!
Баба Лена и Семёновна переглянулись, синхронно пожали плечами и терпеливо устроились возле кассы.
Стоны стали тише, но тоньше и эмоциональней, к ним добавилось какое-то шуршание. Спустя три минуты у Екатерины Семёновны лопнуло терпение:
— Светка, итить твою! Сколько ждать можно?! — Екатерина Семёновна перегнулась через прилавок и попыталась понять, что творится в подсобке.
— Чего там? — Вытянула шею баба Лена.
— А кто её знает. Шебуршит.
Стоны закончились приглушённым, словно в подушку, криком, и секунд через тридцать продавщица выплыла в зал.
Выглядела она так, словно её только что пожевал и выплюнул бегемот. Растрёпанная причёска, пунцовое лицо, осоловелые глаза и глупейшая улыбка. И сарафан задом наперёд.
— Я там это… мышей гоняла. Обнаглели совсем, гадины. — Неестественно высоким голосом сказала
— Ага. — Ошалело протянула Семёновна. До того, как захлопнулась дверь подсобки, пенсионерка заметила в полумраке тёмную фигуру, сверкнувшую огненными глазами.
Старушка торопливо засунула руку в карман. Железный ржавый гвоздь, на который специально для подруги Антонина наговорила охранно-предупреждающий заговор, оказался горячим, словно его только что обдали кипятком.
— Жирные, видать, мыши у тебя там, Светочка, — пробормотала Семёновна.
— Ой, не то слово! — Махнула рукой продавщица. Она постепенно приходила в себя.
— Светочка, а что это ты — похудела? — Баба Лена удивлённо глядела на постройневшую фигуру. — Или это у меня с глазами что-то? Ты три дня назад была такой красивой, пухлой, мягкой…
Света кокетливо поправила лямку сарафана:
— Ну, да. Скинула немного.
— Ай-яй-яй. — Покачала головой Екатерина Семёновна. — Вредно вот так быстро худеть, я по телевизору слышала.
— Тёть Кать, вредно толстой ходить, — отрезала продавщица, — так что вы хотели?
Разговор устремился к покупкам. Затарившись продуктами, пенсионерки вышли из магазина и уселись перед ним на лавочку, передохнуть.
— Видала?
— Ага. Помолодела прям. Надо было расспросить, что за диета такая, да внучке посоветовать. А то она после родов расплылась. Переживает. Пойду, спрошу.
— Сиди, дурында старая. Какая диета? — Прошипела Семёновна. — У неё там, за дверью, какая-то гадость пряталась.
— Да ты чё! — Всплеснула руками баба Лена.
— А ничё. — Семёновна кряхтя, поставила сумку на землю, наклонилась к уху собеседницы и зашептала:
— Ленка, ладно, мы. А молодым-то как жить? А если что-то похуже, чем в Подзелёнках будет? Частники, вон, магазины свои позакрывали, и фьють! Только сельпо и осталось. Бизьнесьмен этот, городской, из коттеджа, всю семью вывез, с вещами. А Колывановы? Тоже уехали, к родителям, за тридевять земель. И детей всех забрали. И Барсуковы, и Карповичи, и Цыганы. Епифанова, вон, к сыну в город укатила. У энтих деньги есть, жильё второе. А остальным куда податься? Надо как-то здесь жить учиться.
— Так а мы ж и живём. — Возразила баба Лена. — Трошки страшно, конечно, ну так батюшка объяснил всё — молитесь, заповеди соблюдайте. Тонька, опять же, много чаво рассказала. Я вот про домового поняла, что он кефир и грибы маринованные любит, так он мне и пыль вытирает, и дымоход чистит, и бульбу в подполе перебирает — гнилую направо, хорошую налево.
— Направо, налево. Эгоистка ты, Лена! А ну как Светку та тварюга совсем высушит? Ты что, на старости лет мозги растеряла, не поняла, чем девка в подсобке занималась? Да к ней же, натурально, волокита летает! Да ладно, Света. Она всегда на передок слабая была, ничего странного в том, что к ней по ентому делу нечистая сила стала захаживать. А если деток чьих нечистики в лес заманят или ещё чего похуже? Но тебе ж главное, что бульба на кучки разложена!
— Чего ты взъелась? — Обиделась баба Лена. — А что мы можем сделать? Вон, куча народу приехала — и учёные, и милиция. И без нас придумают, как всё исправить.