Вырай
Шрифт:
«Как болит спина! Не понимаю, почему — я же вроде руками держу этот проклятый плуг. Хотя и руки тоже болят. И ноги».
С властями тоже договорились. Точнее, поставили перед фактом Сергея Игнатьевича, а он уже популярно объяснил органам правопорядка, что бабы — дуры, но им лучше не мешать — глупый обряд поможет спать спокойно как минимум, половине населения.
Председатель умолчал, что к этой половине он тоже относится.
Поскольку ночью никаких исследований не проводилось, под ногами женщины не путались, Владимир Казимирович пожал плечами, пробормотал что-то вроде «чем бы дитятко не тешилось» и дал добро.
— Бабоньки, а что это вы тут делаете? — Перед пахарями появилась Светлана Леонидовна, жительница Подзелёнок. — Сеете? Бульбу, что ли? А чего вдоль дороги?
Участницы обряда плотно сжали губы — посторонние разговоры вести нельзя было категорически.
— Ерундой занимаетесь. — Фыркнула Леонидовна. — Заканчивайте, инхфарктов только здесь не хватало.
Таня попыталась утереть пот со лба, но ничего не вышло — рука тоже была потная, да ещё вдобавок и грязная. Захотелось последовать совету Леонидовны, бросить всё и не позориться.
И тут фельдшер вспомнила. Ей стало страшно. А старушки, видимо, и не забывали, потому что синхронно замахнулись на потустороннюю гостью.
Той хамство не понравилось. Она заверещала, за секунду поменяв обличье. Седые редкие волосы стали густыми, чёрными, длинными, на лице разгладились морщины, а обычная старушечья одежда превратилась в длинную свободную полотняную рубаху.
— Алка! Давай! — Закричала баба Лена, когда увидела, что со стороны кладбища по небу в их сторону несутся такие же простоволосые и визжащие существа.
Таня с трудом заставила себя стоять на месте. Пенсионерки, кстати, тоже порядком струхнувшие, верёвки с себя сбросить не пытались.
Печкина замешкалась, но потом взяла себя в руки. Она вытащила из кармана пластиковую бутылку со святой водой и плеснула на «Леонидовну». Пока та отплёвывалась, женщина быстро начертила защитный круг, заключив в него всех односельчанок.
Подлетели остальные. Существа стали клекотать, словно птицы, и суматошно летать вокруг.
— Девки, — прошипела «Леонидовна», — бросайте. Идите домой, мы ничего вам не сделаем. Вы не понимаете, во что вмешиваетесь.
— Это вы вмешиваетесь, куда не следовает! — Рявкнула баба Лена. — Ещё мертвяки нам указывать будут!
— Женщины-птицы хором засмеялись.
— Мы не мертвяки, глупая. Посмотри на себя — ещё два года, и ты умрёшь. А мы будем жить вечно.
— Нечистой силой?! Да лучше сдохнуть! — Возмутилась одна из потаповских пенсионерок.
— Это ты сейчас так говоришь. Не мешайте нам. Сами потом спасибо скажете.
Разговор закончился. Нечисть снова заклекотала и стала пробовать на прочность защитный круг. В страхе Татьяна наблюдала, как невидимая стена реагирует на прикосновения яркими вспышками. Каждая новая вспышка была слабей предыдущей. Девушка поняла, что защиты надолго не хватит.
Неизвестно, чем бы это всё кончилось, если бы Марина Сычкова и Антонина Николаевна, единственные одетые женщины, участвовавшие в ритуале, не прибежали на шум со своего наблюдательного пункта — с окраины Потаповки. Молодая девушка подоспела первой, сходу что-то крикнула, одну руку воздела к небу, а второй крепко сжала какой-то кулон, висевший на шее. Глаза её засветились зелёным.
— Ведьма! — Взвизгнула одна из подзелёнковских, существа забыли о защитном круге и с гневным клёкотом закружились над головой Марины.
— Маня, давай, я подсоблю! — Закричала запыхавшаяся Николаевна.
Девушка закрыла глаза и запрокинула голову.
Что случилось потом, Татьяна не совсем поняла. Вокруг Сычковой заполыхал сам воздух, что-то гортанно прокричала Антонина, и зелёный огонь жадно набросился на летающих тварей. Дикий многоголосый визг резко оборвался. Через несколько секунд воцарилась мёртвая тишина. Вместо летающих женщин ночной ветерок гонял по земле белый пепел.
— Тонька, чтоб тебя разорвало, что это было?
Марина сидела на земле, судорожно сжимая свой кулон. Из носа у неё текла струйка крови.
— Если кому скажете про девку, прокляну. Все поняли? — Грозно сказала Антонина Николаевна. — И в следующий раз молчите, даже если на куски рвать будут. Только заклинательница вслух говорит, вам ясно?! Вся работа псу под хвост. Севодни не успеем уже, рассвет скоро. Завтра перепахивать этот кусок придётся.
Знахарка склонилась над Сычковой:
— Давай, хорошая моя, скушай шоколадку. Вот, умница.
Навзрыд рыдала Любочка. Алла подошла к девочке, прижала к груди и стала гладить по голове.
«Какое счастье, что на сегодня всё. Может, завтра легче будет? Жалко, что Марина расшифровалась. Теперь девчонку будут обсуждать все, кому не лень. Бедная».
***
Несчастная восьмиклассница до сих пор оглядывалась и испуганно жалась к Алле. Женщина крепко держала девочку за руку и успокаивала забористым матом. Выходило на удивление ласково. Таня первый раз в жизни слышала, чтобы так нежно матерились и даже заслушалась.
А Печкина обещала Любочке, что ни одна потусторонняя сволочь больше к ним не сунется, и что они обязательно её проводят, да не до забора, а до двери дома, и не уйдут, пока не передадут на руки родителям.
Хвалила за выдержку, за ответственность и храбрость, даже заявила, что «фельдшерица больше тебя испугалась».
«Фельдшерица» подхватила — да-да, мол, жутко испугалась, чуть в обморок не упала, а ты молодец.
Девчонка повеселела. А Татьяна вновь стала считать пройденные метры.