Выскочка из отморозков
Шрифт:
— Юленька! Лапушка! О жизни думай! Не торопи смерть! Ты такая хорошая! Сестричка наша! Ты еще будешь счастлива!
— Герка! А ты любил?
— Не знаю! Когда–то в школе нравилась одна. Но она другого избрала. Теперь уж мамка. А у меня ничего в сердце не застряло. Вот вернусь с войны… Нам обязательно надо выжить! Незачем жить с холодным сердцем, когда никто тебя не ждет и ты никому не нужен. А нас дома ожидают. Меня — мать и братья, моя семья. А тебя — целая деревня! Твои Липки. Небось
Они не заметили, как кончился обстрел, и еще долго стояли, тесно прижавшись друг к другу.
Юлька сама себе стыдилась признаться, что очень боится обстрелов. Она не испугалась бы погибнуть в перестрелке, в лобовой атаке, но слепые взрывы сводили с ума. Девчушка подскакивала средь ночи от каждого звука, шороха и потом не могла уснуть до утра.
Осколки взорвавшихся снарядов доставали и десантников. Особо тяжело приходилось тем, кто ходил в разведку. Эти часто возвращались с ранениями, иных приносили на плечах.
Юля лечила. Доставая осколки, уговаривала потерпеть боль. А после каждого такого случая долго отходила. Курила молча, взатяжку. И все ругала жестокую чужую войну.
— Ребята! А я вон за той расщелиной «духов» видела. Пошла по воду, они по ущелью тихо, осторожно идут. Может, их разведка?
Не успела умолкнуть, пуля над головой просвистела коротко.
— Ложись!
А через час все четверо лазутчиков оказались в руках десантников. Двое из них были уже мертвы.
— Они в трех шагах от меня прошли. Не заметили. Иначе пристрелили б, — запоздало поняла Юлька.
— Больше одной никуда не выходить! — строго глянул на медсестру командир роты.
— Есть! — ответила Юлька, но никто ей не поверил.
Да и куда деваться, если в ущелье приходилось спускаться за дровами и водой по многу раз на день.
Десантники в иные дни выматывались так, что сама смерть показалась бы наградой.
— Юля! Я тебе маков принес. Только тебе! Поставь их в воду! — отдал Герасим большой букет девушке.
Юля сама зарделась как маков цвет. Букет определила в ведро.
— Мне еще никто цветы не дарил, — призналась тихо. И посмотрела на Герасима выжидающе.
Вечером они пошли погулять по ущелью. Вниз не спускались. Сидели над обрывом, тесно прижавшись плечами, разговаривали шепотом.
— А я сегодня письмо получил из дома, от своих. У нас уже посевную закончили. Даже дома управились с огородом, Мамка ждет меня домой к сенокосу. Я не знаю сам, когда отпустят. И вообще вернусь ли. А мама пишет, что уже готовится к моему возвращению. Даже одежду присматривает.
— Наверное, хорошо иметь добрую мать? Такую, что всегда ждет? — спросила Юлька.
— У меня она одна. Других не знаю. Свою, конечно,
— Гера, ты только ее любишь?
Парень обнял Юльку, гладил лицо, волосы, плечи.
— Вот закончится эта бойня, поедем ко мне в деревню. Она не очень большая. Но есть там речка и лес, луг и озеро. И люди наши хоть бранятся, хоть женятся, все делают в полный голос, никого не опасаясь и не боясь. Тебя тоже признают своей и мама, и братья. Они у меня сердечные, теплые, хитрить не умеют.
— А ты предупредишь их?
— Само собой…
— Расскажи мне о своих, о каждом. И о доме тоже, — попросила Юля.
Она слушала его, прикрыв глаза, и улыбалась. Юлька перила, что скоро у нее появится семья — муж, его мать, братья. И она будет там своей, а не приемышем, взятым из жалости. В том доме ее будут любить как родную. Это так здорово! А за окном, на большой березе, всю весну станет петь соловей. Юлька прижалась к Герасиму.
— Только бы выжить и дожить! — вырвалось невольное.
— Не бойся! Доживем! Судьба никогда не дарит случайных встреч.
— А как же тогда с Федей так случилось?
— Успокойся, девочка! Война — мужская работа. На это время отбором правит судьба.
— Что, если и в этот раз кто–то из нас погибнет? — дрогнула Юлька и добавила: — Я не переживу. Уж лучше с этого обрыва головой вниз. Сколько же можно испытывать человека?
— Не думай о плохом.
— Это после Феди. Боюсь за тебя…
— У каждого своя жизнь. Она чужую не повторит.
— Гер! У нас в детдоме была старая нянечка. Мы все любили ее. Знаешь, она войну пережила, бомбежки, оккупацию. И даже когда бомбы летели с самолетов, не пряталась в подвале, как соседи. Садилась за машинку и шила. А рядом ставила икону Спасителя. Поверишь, не только на ее дом, даже поблизости ни одна бомба не взорвалась. А все потому, что верила и очень нужна была детям.
— Тогда чего сама дрожишь?
— Разумом все понимаю. А душа трясется, Так неохота умирать…
— Держись. Осталось немного. Не ругай и не кляни войну. Ведь если б не она, мы с тобой не встретились бы и никогда не узнали друг друга.
— А ты прав! — согласилась Юлька, подумав.
Сколько вечеров и ночей провели они вместе. Обговорили
наперед все. Распланировали свою жизнь на десяток лет вперед. Каждый шаг обсудили.
— Я матери о тебе написал. Она братьям рассказала, теперь ждут нас обоих. Так что должна знать: ты — семейная! Жена, дочь, сестра и молодая хозяйка в доме!
— Скорее бы это случилось въявь…
Душманы… Эти жалости не знали.
Юлька снилась по ночам, Она все еще мечтала стать женой, иметь семью и рожать детей, растить их вместе с Герасимом.