Высота
Шрифт:
Элегантная дамская сумочка по-хозяйски разместилась на прикроватном столике, мгновенно вписавшись в интерьер. А ее владелица, как ни в чем не бывало, подошла к кровати и отвернула покрывало. Секунда, и из-под подушки были извлечены на свет старенькие обшарпанные чётки. Такие продаются обычно в церквях или монастырях. Никакой лишней мишуры, только можжевеловые бусины да маленькие деревянные крестики.
— Мой подарок, — тонкий наманикюренный пальчик прошелся по полированным деревянным шарикам, не касаясь крестов. — До сих пор спит с ними под подушкой… А с виду такой суровый…
Марина аккуратно
Ирина ей не ровня. И дело не в самоуверенности или гордости. Сколько таких любовниц было у ее француза, и где они? Растворялись при первой же встречи с ней, законной женой. Не обанкроться Шарль, и сейчас не пришлось бы ручки марать об эту… Руки…
После прикосновения к чёткам безумно захотелось помыть руки. Хорошо, что мать не изменила себе и положила их у изголовья. Дурацкое воспоминание, которое все никак не удавалось забыть, сейчас сыграло в ее пользу. Маменькин подарок зятю-калеке, как раз перед ее отъездом. Анастасия Павловна тогда всадила нож в спину собственной дочери, обвинив во всех грехах.
Она до сих пор помнила каждое слово: «Марина — ты мне не дочь, ты чудовище, алчное и холодное. У Глеба нет ничего кроме надежды и дочери! Женю, как и имущество, ты украла, а надежда… Теперь осталась надежда только на Бога!».
Высокая элегантная блондинка открыла кран, но холодная вода не могла остудить ладони. Она все лилась по холеным рукам, украшенным золотыми кольцами, текла сквозь пальцы.
В отчаянии женщина опустилась на пол. Время… Потребуется день или два, и мучающая ее совесть замолкнет. Всегда замолкала. В этот раз исключения не будет.
Единственным человеком, которого не коснулась праздничная суета, был Ферзь. Он еще во время прыжков поздравил шефа и отпросился с попойки. Пока не хотелось ни праздника, ни алкоголя. Рита все еще снилась каждую ночь, заставляя вздрагивать всем телом. Вода поутру смывала холодный пот, но мысли по-прежнему оставались туманны.
Прыгал на автомате, уверенно, четко, но без особой жажды, ел мало. Прежняя общительность куда-то исчезла, а из собеседников наилучшим казался Дольф, да и то, когда у пса не было игривого настроения.
Правда, сегодня одно событие начисто выбило Лешку из неспешного жизненного ритма — полуодетый Булавин, бегущий за помощницей. Он смотрел на эту сцену из своего окна на втором этаже и улыбался дурацкой мальчишеской улыбкой.
Потом проснулось любопытство.
Кузьмич довольно похлопал его по плечу, указывая на свободное место за столом. Попоек без Ферзя старый инструктор не любил. И поругаться не с кем, и глупость какую-нибудь учудить… Лешка сел, ожидая интересное представление.
Постепенно почти все места за небольшим праздничным столом заполнились. Парашютисты, редкие гости из числа клиентов и спонсоров, обслуживающий персонал и члены семьи — скромный праздник обернулся настоящим застольем. Марину усадили подальше от именинника, к тем самым спонсорам, а уж тещу и дочь — возле Глеба. Прогнав шустрого пилота, Кузьмич довольно присел подле
Под звон бокалов и рюмок начался праздник. Гости улыбались, шутили и засыпали юбиляра едкими, но искренними пожеланиями. От хохота и хлопанья в ладоши стол ходил ходуном, нервируя бабу Нюру и Дольфа, который у ног кухарки аппетитно уничтожал мясную нарезку.
Из всех присутствующих только Булавин был невесел. Кусок в горло не лез, а от алкоголя тошнило. Рядом, перекрикивая гвалт, с энтузиазмом что-то рассказывала дочка. К сожалению, ее отец нынче способен был лишь кивать да изредка поддакивать, но истосковавшийся ребенок этого не замечал. Через полчаса папаше вкратце была изложена история их с матерью жизни в Париже за последние полгода, включая мамин развод с отчимом.
Глеб уныло повозил по тарелке ломтик сервелата и бросил тоскливый взгляд на дверь. Как там она? Что думает, на что решается? Наверняка, сидит, запершись в своей коморке, и жалеет обо всем. Его влюбленная девчонка… Его. Дико хотелось ускользнуть от всех и найти ее. Оправдаться, вымолить прощение и обязательно зацеловать. Плюнуть на собственные страхи и попробовать начать жить с начала, без оглядки на прежний опыт. Чего, спрашивается, еще неделю назад не решился? Не позови тогда Ирину… Поздно!
Напротив, сверля его взглядом, сидела бывшая жена. Красивая, холеная и чертовски умная. Каждое действие просчитано, как в шахматной партии, во всем выгода и корысть. Уже можно делать ставки: сколько из напыщенных богатых олухов, что сидят рядом с ней, успели сунуть визитки в цепкие женские пальчики. Холодные глаза сверкают, как бриллианты, видимо бастионы сдали все. Даже смешно, что когда-то и он был падок на подобную «роскошь». Известный спортсмен: вместо денег — обширные связи, вместо дорогих подарков — горячие ночи и золотые медали. Гордость страны… Тьфу! Вспоминать неприятно. Все пропитано ложью и лицемерием. Одно исключение — Женя. Почему жена решилась на ребенка, он сам до конца не знал, а в слова не верил.
Карина рядом с этой хищницей даже смотрелась бы дико, а он боялся… Сравнивал! Небо и земля!
Женя перебралась на колени к отцу и, весело болтая ногами, продолжила свои рассказы. Он смиренно слушал, все так же бросал редкие взгляды на дверь, но оставался на месте.
— А что это начальство хмурится и не пьет? — шепотом на ушко спросил у инструктора Ферзь.
Кузьмич недовольно покивал головой и пригладил пышные усы.
— У начальства ума палата… Палата номер шесть!
— Это я давно понял, и медики после той катастрофы в диагнозе про сотряс писали, — отмахнулся Лешка. — Сегодня чего он такой?
— Бегает плохо… — многозначительно ответил Кузьмич. — Вот совсем плохо бегает. Думаю даже порку в качестве инструмента воспитания на такие случаи ввести.
— Так Карину что, оглядываться на бегу не учили? — догадался, о чем речь идет парень. — Даже курице известно: бежать надо быстро, но поглядывая, что б петух сильно не отстал!
— Ишь, ты, какой умный! — хохотнул инструктор.
— От меня только так и бегают… Вернее — бегали…
Инструктор положил руку на плечо спортсмена и невесело улыбнулся.