Высший пилотаж
Шрифт:
— Я ведь правильно запомнил — вас зовут Антон?
— Угу. А вы — тезка Иоанна Грозного.
— Верно. Только не Васильевич, а Алексеевич.
— Ну и зачем пожаловал, Алексеевич?
— Визит вежливости. Я ведь обязан жизнью вашей соседке. И вам.
— Мне? Возможно. Зато я обязан вам целой неделей больничного листа.
— Да ну! — Иоанн сделал вид, что не понимает, о чем речь. — Простудились, когда под дождем бежали через огороды?
— Слушай, Алексеевич. Тебе что надо от меня? Шел бы восвояси. Не вызываешь ты у меня светлых дружеских чувств, честное слово.
Соколов усмехнулся:
— Верю. Ты у меня в общем-то тоже.
— И помощи я тебе на самом деле никакой не оказал. Так, поглядел — и все.
— Может, сейчас окажешь?
Оба были рады, что не приходится рассыпаться друг перед другом в лживых любезностях. Даже Белецкому, а Иоанну тем более, разговаривать напрямик было сподручнее. Взаимная неприязнь слишком бросалась в глаза. Так зачем же пытаться скрыть ее? Все равно бесполезно.
— Ну так чем тебе помочь?
— Мне нужен адрес Марии Колосовой.
— А! — Белецкий захихикал. — И ты попался на удочку этой стервочки? Солидарен и сочувствую.
— Но-но!
— А ты не больно петушись! Я-то знаком с ней давно. Она из кого хочешь душу вынет, ноги об нее вытрет, а потом за ненадобностью в унитазик и спустит.
— Не всякая душа пройдет в канализацию.
— Как поэтично! Но, по-моему, в растоптанном виде — каждая.
— Так где она живет?
— В Москве, естественно.
— Адрес?
— Откуда мне знать? Не интересовался, не интересуюсь и не буду интересоваться. С меня хватает и дачного общения.
— Не врешь?
— Еще чего! Я бы, Алексеич, с огромным удовольствием отправил тебя в когти этой змеюке на растерзание.
— У змей когтей не бывает.
— У этой есть. Она ими цепляет у человека нерв за нервом и вытаскивает наружу. А потом вьет из них веревки. И держит мужика на привязи.
— Тебя, что ли?
«Что-то я не заметил, что Мария так уж мечтает его удержать возле себя. Скорее, это он жаждет посадить ее на поводок. Кощей...» — думал Иоанн.
— Если б только меня! — пожал Антон костлявыми плечами. — А то ведь и тебя тоже. Уверен, в Москве у нее есть еще кандидатуры на отлов.
— Это можно проверить. Только где ее найти?
— Говорю же — понятия не имею. Знаю только: она библиотекарь. Простой, скромный, обыкновенный библиотекарь. Книжный червь... то есть червиха... не соображу, как образовать женский род. Змея, короче: строит из себя такую кисейную барышню, такую тургеневскую девушку, что скулы сводит. А сама...
Иоанн не стал дослушивать, что именно «сама». Резко перевел разговор на другое:
— Слушай, Антон, у тебя лопата есть?
Тот испугался:
— Зачем?
Лопата у него была, притом хорошо заточенная. Но почему-то на миг представилось ему, как блестящее лезвие взмывает, занесенное прямо над его головой, и...
— Зачем, зачем? — миролюбиво передразнил Иоанн. — Клад искать. Надо, короче. Так есть?
— Ну есть.
— Одолжи. Скоро верну. Ты все равно пока в гамаке оттягиваешься.
— Ладно. Не сломай смотри.
— Спасибо.
— За спасибо не работаем, — буркнул Антон.
Соколов пристально поглядел на него, кивнул.
Достал пачку долларовых бумажек, протянул Белецкому несколько штук.
— Одурел? — отшатнулся биолог.
— Бери. За прокат лопаты и в особенности за ценную информацию.
Тот секунду поколебался и — взял.
...Субботнюю поездку на дачу пришлось отменить: у Натальи Петровны поднялась температура. Она лежала, укрытая всеми одеялами и шалью в придачу, и нехотя пила горячий чай с прошлогодним малиновым вареньем.
Пуська то и дело пристраивалась у нее на груди: умная кошка всегда знала, у кого и где болит.
Наталью Петровну глодал такой отчаянный страх за завтрашний день, что она вынуждена была спрятаться от него в болезнь. Когда тебе физически плохо, то можно об остальном не думать. У тебя есть оправдание...
Наконец она, наглотавшись антибиотиков и снотворных, забылась.
Маша на цыпочках прошла к телефону, плотно прикрыв дверь в мамину комнату. Порывшись в записной книжечке Натальи Петровны, обнаружила лаконичные инициалы: И. И.
— Иван Иваныч? Вас беспокоит дочь Натальи Петровны Колосовой, вашего главного бухгалтера.
— Бывшего, — коротко ответили ей. — Еще вопросы есть?
Вопросов-то было много, но все они относились к иной сфере, нравственной: о совести, о благодарности за многолетнюю преданность, о милосердии. А грубый тон директора стройуправления указывал на то, что сии эфемерные понятия не по его части.
— Вопросов нет, — сказала она. — Есть пожелание.
— По существу, пожалуйста, и поскорее: мне некогда.
— По существу и коротко: чтоб ты сдох.
И она первая повесила трубку, не дожидаясь ответной реакции.
Поистине с ней в последние дни творится нечто необычное. То шикует, швыряя деньги на ветер, то хамит человеку, которого ни разу в жизни не видела. То, наоборот, бредит другим человеком, которого видела единственный раз в жизни.
И это — Маша, привыкшая к дисциплине, порядку и сдержанности!
Однако вдруг выясняется: купить обновку — чудесно; ругнувшись — испытываешь заметное облегчение... Только вот думать о том загорелом черноглазом мужчине — мучительно.
Пропади он пропадом, этот Иван... Господи, который? Иван Иваныч или другой? Как-то не задумывалась, что у столь разных людей может быть одинаковое имя...