Высший пилотаж
Шрифт:
Кошка запрыгнула в ящик, и Маша, подчиняясь повелительному взгляду роженицы, задвинула его. Ей очень хотелось понаблюдать, однако Пусси была против. Маша долго сидела перед столом на корточках. Жадно, напряженно ждала.
Когда у нее уже затекли и ноги, и спина, изнутри наконец послышалось звонкое, певучее, торжествующее мурлыканье, и следом — тоненький требовательный писк.
Девушка поняла: можно открывать «родильную палату». Свершилось.
Третий котенок был черным с белой грудкой. Мокрый и прилизанный, он, однако, сразу проявил решительный характер: первым из всей тройни деловито полез к материнскому брюшку кормиться, безошибочно нащупав ротиком сосок.
«Мужичок», — поняла Маша.
Только сейчас она осмотрела двух первых, терпеливых и спокойных. Как и следовало ожидать, это были девочки. Их она тоже подсадила в ящик, но кошечки начали есть лишь тогда, когда Пуська повелительно подгребла их к себе лапой. Они были послушными и безынициативными.
Из кухни доносилось миролюбивое журчание голосов Веры Петровны и Натальи Петровны, и Маша решила не вклиниваться в их разговор.
«Маме сейчас хорошо, — поняла она. — Мама нашла себе подходящего собеседника, который выслушает и посочувствует. Вере Петровне тоже хорошо. Наконец отыскался человек, который не отмахивается от ее советов. Я там не нужна... Да и не больно-то меня туда тянет».
Она прилегла на диван и стала наблюдать за котятами. Особенно за одним, последышем.
Черненький мальчик с белой грудкой.
Мальчик-брюнет...
Своенравные мысли сделали резкий скачок.
Брюнет... а на груди у него светлые волосы, которые растут мысиком...
Ей, Марии Колосовой, тоже хотелось бы родить мальчика... от брюнета со светлым мысиком на груди...
Она представила себе, как держит на руках новорожденного младенца с темными, еще слипшимися волосенками. Родничок на макушке беспомощно дышит, он мягкий и беззащитный.
— Пацан? — произносит совсем рядом мужской голос, родной и хорошо знакомый, преисполненный радости. — Весь в меня. Летчиком станет.
Маше становится страшно, она боится, что ребенка сейчас заберут у нее и... начнут подкидывать в воздух.
— Погоди! Так нельзя! — протестует она. — Он ведь еще головку не держит!
— Не бойся, Машенька, — успокаивает ее отец ребенка. — Я, может, и сумасшедший, но не до такой степени!
— Машенька?! — Тут ее фантазия опять делает крутой поворот, перенося девушку из нереального будущего к реально происшедшим событиям. — Мы не настолько близко знакомы!
— Ах, простите, — хохочет некто. — Родить ребенка — это еще не повод для фамильярности!
И радужный мыльный пузырь воображения лопается.
Трудно возвращаться в обыденность, в свою тесную хрущевку, в свое стародевическое одиночество.
«Я бы, конечно, не против была завести ребенка, — думает Мария Колосова, — если бы... Если бы дети появлялись сами по себе, без... без всего предшествующего процесса. Повезло же моей тезке, Деве Марии, с непорочным зачатием! Но это — миф. А в реальности такое возможно только через — брр! — пробирку...»
Глава 7
ВОЛШЕБНЫЙ КЛУБОК
«Приеду в «Солнечный», схвачу Кощея за его тощую шею с острым выпирающим кадыком и легонечко сожму, — вынашивал планы мести Иоанн. — Этого вполне хватит, чтобы задушить тварюгу! Соврал ведь, как пить дать соврал чертов биолог! Как я сразу не догадался. Библиотекарша, ха! Станет владелица такой роскошной дачи работать в библиотеке! Да ведь дураку понятно: столь нежное, чистое, светящееся существо и книжная пыль — две вещи несовместные... Эх, надраться, что ли, с горя? Ну, надраться вряд ли, все же я за рулем, а немножко выпить не помешало бы».
Включив противоугонную сигнализацию, он закрыл свой серебристый «мерседес» и направился к ближайшему винному ларьку.
Отоварившись бутылкой сухого вина и пластмассовым стаканчиком, свернул во дворы: хотелось найти какую-нибудь лавочку под раскидистым деревом и спокойно поразмыслить в одиночестве. Салон «мерседеса» казался ему слишком тесным для размышлений о таком всеобъемлющем явлении, как Мария Николаевна Колосова.
Ничего не подвернулось, кроме детской площадки с пустой песочницей. Но узкая скамеечка без спинки тут все-таки имелась.
Иоанн продавил пробку внутрь и плеснул в стаканчик темной терпкой жидкости. Едва успел пригубить, и тут же со всех сторон: из-за кустов, из дверей подъездов, из арок — на него двинулись рассерженные агрессивные старушки. Целая армия бабок! Как будто они, замаскировавшись, специально поджидали, на кого бы напасть.
— Ходят тут всякие!
— Пьянь подзаборная!
— Откуда только деньги берут на выпивку! Ограбил небось кого-то!
— Сразу видно — бандит! Кулачищи-то какие!
— Не, такие грозят не кулаком, а ножичком! Не подходи — зарежет, глазом не моргнет!
— Главное — место нашел для распития! Прям на детской площадке! Пусть ребятишки пример берут, да?
— Ты б еще в библиотеку зашел — зенки бесстыжие свои заливать!
Иоанн насторожился:
— В библиотеку? А где тут библиотека?
Старушки разом крючковатыми пальцами указали в угол двора:
— А вон там. Ты поди, поди, сунься туда! Завались туда, если смелый! Там Вера Петровна! Она — ого-го! Она тебя в бараний рог-то скрутит! Иди, иди! Что, в штаны наклал? Все вы, алкаши, такие! Как на детскую площадку — так герои. А как на кого посурьезней налетят — вроде Веры Петровны, — так и хвосты поджали!
— Все-все-все, сдаюсь! — Иоанн поднял руки, не выпуская из них бутылки и стакана. — Очень вам благодарен, милые девицы-красавицы!
— Надсмехается еще! Шел бы ты...
— И пойду, пойду, не сомневайтесь.
Бабки опешили:
— К Вере Петровне?
— К Вере Петровне! А что?!
— Ой ли, — старушки вдруг засомневались. — Ты бы все же, милок, так сгоряча не совался!
— Неужто пожалели? Да ведь я алкаш и бандит! Грабитель с большой дороги!
— А все ж человек. В пекло-то соваться...