Высший пилотаж
Шрифт:
Игра в серьезность? Что ж. Пикироваться так пикироваться. Это Маша умеет, за словом в карман не полезет.
Кроме того, шутливый тон очень выгоден в ситуациях, когда откровенность и доверительность пугают и ставят в тупик.
— Могу порекомендовать новинку Поля Брегга.
— Это который всем советует голодать?
— Не только. В последней книге он советует еще пить «живую воду» — там подробно объясняется, как ее раздобыть.
— Это, к сожалению, не совсем в моем вкусе. Мне бы как раз наоборот: про сытную еду и вредные
— Возьмите книгу о вкусной и здоровой пище.
— Так это чтоб самому готовить! Боюсь, я не дозрел. Мне бы что-нибудь о ресторанах.
— «Живой труп» Льва Толстого. Там в ресторане у цыган дело происходит.
— Живой труп — тот, кто следует советам Брегга. А нет, к примеру, перечня лучших московских ресторанов?
Сашенька вклинилась в разговор. Она не поняла, что происходит пикировка, и отнеслась к проблеме со всей добросовестностью:
— Есть брошюра «Как сервировать стол к семейному торжеству». Правда, старенькая.
Иоанн, даже не улыбнувшись, возразил:
— Вы же смотрели мой документ. До семейного — мне еще дожить надо. А вот какой-нибудь путеводитель типа «Куда пригласить девушку»...
— А! — просияла Сашенька, довольная своей догадливостью. — Машку, что ли?
Иоанн не ответил, посмотрел на Марию. Та отвела взгляд.
Сашенька продолжала щебетать:
— У нас поблизости мексиканский ресторанчик открылся, маленький, столики прямо на воздухе, только за кирпичной загородкой. Я там, конечно, не была, но как идешь мимо, пахнет — обалдеть!
Соколов вдруг спросил совсем другим тоном — робким, мальчишеским:
— Маш... пойдем, а?
«А у меня и надеть нечего, — стучало у Маши в висках. — Юбка да блузочки... все однотипные. Шаль? Единственная приличная вещь... То есть, наоборот, все остальное слишком уж приличное, чопорное, не для таких выходов. Ну накину фисташковую поверх той же блузки с глухой застежкой. Нет, нет и еще раз нет!»
— Спасибо, но я не люблю рестораны. Народ кругом, ты ешь, а на тебя смотрят!
«Господи, что я несу? — в ужасе подумала она. — Да кто на меня посмотрит-то! Разве что с удивлением: что это за чучело такое сюда явилось?»
Мысли же Соколова были совсем противоположными: «Она права. А я, дурак, опять прокололся. Конечно, на нее все сразу начинают пялиться, а то и приставать. Насчет приставаний я, конечно, отпор дам, но все равно Мария будет в центре внимания. Мы и поговорить-то не сможем. Не дадут. Представляю, как ей осточертели кабаки...»
Знал бы он, что последний раз Маша была в ресторане несколько лет назад, да и то на свадьбе у одноклассницы.
Сашенька вмешалась, тактичность была ей чужда:
— Зря ты, Машка! Я бы пошла. Хоть налопаешься от пуза чего-нибудь такого, фирмового! Ассорти из осетровых рыб! Во отпад!
Мария посмотрела на нее так, что девчонка прикусила язык:
— Все! Молчу! Как рыба... осетровая.
Странное ощущение охватило Иоанна. Какая-то слабость во всем теле и ноги будто ватные. Может, все еще сказываются последствия травмы?
Да нет, тут другая травма, скрытая и трудно поддающаяся излечению.
Вот перед ним сидит женщина, которую он с радостью подхватил бы на руки и понес, легенькую, невесомую, на самый край земли... туда, где пролегает горизонт. Он, никогда не сидящий на месте, с нею охотно остался бы наедине, навсегда, на всю жизнь. Ради нее он мог бы даже отказаться от полетов, от неба... Но небо там, на горизонте, и так было бы рядом. Протянешь руку — дотронешься до теплой лазури.
Но Марию нельзя взять и унести. Она смотрит на него сквозь толстые линзы очков, за которыми не разобрать даже выражения глаз. Такая простая женщина — и все же женщина-загадка. Да что случилось с ним, Иоанном Соколовым, для которого общение с противоположным полом никогда не составляло проблемы? Одно время за ним закрепилось даже прозвище Казанова, но потом исчезло, уступив место другому — Сокол.
Ну что ты, сокол ясный, бестолково вертишь своей глуповатой птичьей головенкой? Напрягись же, пораскинь соколиными мозгами.
Куда можно пригласить Марию?
Кабак с тупыми, налитыми алкоголем, жующими рожами — отпадает.
Теннисный корт? У них при клубе есть очень хороший, шведы приезжали строить по всем правилам.
Ох, да она же очкарик! Пожалуй, следить за полетом мячика — не для людей с плохим зрением.
Казино? Нет, она не азартна. Игрок не стал бы целые дни сидеть среди молчаливых книг.
Думай же, соколик, думай! Ох, птичьи мозги!
— Ну как? — поторопила Маша. — Не решил, что возьмешь почитать?
Фу, сбила с мысли!
— «Ромео и Джульетту»! — брякнул он первое, что пришло в голову.
— Хорошо, — усмехнулась Мария. — Только там не ресторан, а прямо противоположное: склеп.
— В склепе не так многолюдно, — отозвался он. — И музыка не громыхает.
— Понятно. Можно запастись осетровым ассорти и спокойно, без помех, перекусить в приятной прохладе. Да?
— Знаешь, я в общем-то не обжора. Хотя, конечно, и не поклонник Поля Брегга с его лечебным голоданием.
— Сашенька, будь добра, достань Шекспира! Возьми стремянку: буква «Ша» на самом верху. — Маша опять обернулась к Ионе. — Желательно держать книгу не больше двух недель.
Он ужаснулся:
— Мы не увидимся целых две недели? Ну нет, я читаю быстро. Прямо глотаю книги.
— А говорил — не обжора.
— Я хотел сказать — читаю запоем.
— Ах, еще и пьяница?
Из-за стеллажей донесся голос Веры Петровны:
— Боюсь, вы угадали, Машенька!
Оказывается, старая дева наблюдала за ними. Бдела! Одна чисто женская черта в ней, оказывается, все же сохранилась — неуемное любопытство.
Иоанн крикнул в ту сторону, откуда донесся голос суровой директрисы: