Высший пилотаж
Шрифт:
Как ей нравится этот новый мир — незримый, но такой чувственный! В нем нет красок, нет звуков, нет ароматов, а есть лишь вкус, осязание, прикосновения... И только так, не отвлекаясь ни на что другое, Маша может до конца ощутить его полноту.
Но что это?! Словно кто-то протирает влажной тряпочкой запотевшее стекло... Свет возвращается медленно и неуверенно, становится все ярче, все насыщеннее...
Сквозь подрагивающие ресницы Маша видит склонившееся над ней лицо. Ясно и отчетливо, до мельчайших деталей различает каждую черточку, каждую морщинку вокруг глубоких черных глаз.
Иоанн смотрел на нее, еще не до конца осознавая, что устремленный на него взгляд становится осмысленным...
Первой радостной мыслью было: слава Богу, очнулась! А второй — что вместе с сознанием вернулась и память. И эта мысль испугала. Пока он старался, как умел, сделать Маше искусственное дыхание, он не задумывался над тем, что это так похоже на поцелуи. А теперь вдруг запаниковал. Что она подумает? Что он, словно воришка, воспользовался ее беспомощным состоянием?
Именно поэтому он резко отпрянул и выпрямился. Сказал с усмешкой, пряча за ней свою растерянность:
— Не думал, что ты в обморок грохнешься...
— Видимо, тебе вообще не свойственно думать, — моментально отозвалась Маша.
Да, память вернулась, а вместе с ней пришло понимание, что это и не сон был вовсе... что она действительно лежала перед ним, и млела от прикосновения его губ, и дрожала от желания... И он чувствовал эту дрожь! Он знал, отчего она... Но не останавливался, а будил в Маше все новые и новые инстинкты... И подло торжествовал, что она так откровенно откликается, безотчетно следуя не спящему разуму, а живому чувству...
Да он просто подлец! Маша увидела его кривую усмешку и сразу же представила себе сальную ухмылку, с которой он властно и настойчиво прижимался к ее губам...
Кровь бросилась в голову. Стыдно... провалиться бы сейчас сквозь землю... Она метнула на Иону яростный взгляд и с трудом приподнялась на локте.
— Тебе... помочь? — Он не дерзнул вновь прикоснуться к ней.
— Обойдусь! — процедила Маша.
— Перестань. Дай мне руку...
— Не трогай меня! — взвизгнула она.
Иоанн поднялся на ноги и отступил на шаг.
— Как угодно.
Маша быстро одергивала юбку, приглаживала волосы... Руки суетливо заправляли выбившуюся блузку... Она не могла стоять перед ним такой растрепой. Только приведя себя наскоро в порядок, Маша вновь ощутила уверенность.
Она уже успела раскаяться в том, что вообще сюда пришла, что разрешила поднять себя на этом чертовом самолете, крутить, как куклу, а потом тискать на траве будто... будто... резиновую женщину...
Наивная! Она-то думала, что обидела Иоанна отказом, ругала и ненавидела себя за это, хотела объясниться... Да человека с такой наглой самодовольной усмешкой ничто не может задеть и оскорбить! Он привык брать то, что хочет. А мораль и приличия для него лишь пустые фразы!
Самое противное то, что он получил реванш. Не мытьем, так катаньем, не с согласия, а как гнусный вор!
Конечно, он доволен! Удостоверился в ее податливости, потешил свое грязное мужское чувство... Мол, как ты ни трепыхайся, ни строй из себя святошу, а против природы не попрешь: она сама взрывает твои глупые рамки условности. Что и требовалось доказать.
— Прости... — начал было Иона и запнулся, столько ледяного презрения было в прищуренных глазах Маши.
— Дорогое удовольствие... — отчетливо процедила она. — Но оно того стоит. Благодарю.
Почему он не остановил ее, когда маленькая фигурка медленно шла по огромному летному полю к воротам? Почему не схватил за руку, не попытался объяснить, что не хотел... Как глупо!
Если бы Маша стала кричать, обвинять его, осыпать упреками, было бы легче. Но она поблагодарила его за урок... Иона в сердцах швырнул шлем на землю и пнул ногой туго накачанное колесо шасси, будто поджарый спортивный «Як-52» тоже был виновен с ним наравне.
Он стоял, как истукан, пока Маша не скрылась за металлической громадой глухих ворот, а потом вдруг бросился бегом к стоянке машин.
Еще не поздно! До станции далеко, он успеет догнать Машу за поворотом. Он посадит ее в «мерседес», силой затащит, если не согласится сама, и все-таки скажет, что не может оставаться в ее глазах последней сволочью, что его поступки имеют другое объяснение... И причина — в ней.
Серебристый «мерс» послушно рванул с места и через несколько минут уже повернул на петляющую через поле дорогу.
Иоанн зажмурился и помотал головой — что за чертовщина? Далеко вперед была видна асфальтовая лента шоссе, по бокам покачивались едва начавшие желтеть колосья, синели васильки у обочины дороги, низко носились стрекозы... Вот только не видно было знакомой фигурки упрямой школьницы... Маша исчезла, как сквозь землю провалилась.
Не сбавляя скорости, Иона домчался до станции, хотя сам понимал, что это глупо: не могла же Маша добраться туда быстрее, чем он. Она ведь едва шла после обморока...
Однако Иона тщательно осмотрел пустую платформу и повернул назад. Теперь он ехал медленно, пристально вглядываясь в стоящие стеной посевы...
Бесполезно. Маши нигде не было, словно она вышла за ворота аэроклуба и сразу же растворилась в воздухе, растаяла в светлых сумерках, как видение...
...Маленькая божья коровка неспешно ползла вверх по длинному стеблю. Острый сладкий запах свежего сена щекотал ноздри. Размеренно поскрипывали колеса... Телегу слегка встряхивало на каждой кочке неровной проселочной дороги.
Маша полулежала на куче сухой травы, с удовольствием ощущая легкое покалывание.
Высоко в небе плыли облака, у горизонта багровела полоска заката, а прямо перед ней, у самых глаз, упрямо карабкалась вверх божья коровка.
Маша подставила палец, и жучок переполз на него.
— Божья коровка, полети на небо... — тихо шепнула Маша. Свободной рукой она нашарила сумочку и на ощупь открыла, чтобы достать очки... И тут только поняла, что видит все ясно и отчетливо: и крохотные черные точки на красном панцире, и мягкие серые подкрылки, которые «коровка» медленно, словно нехотя, расправляет, готовясь взлететь...