Выстрел с Невы: рассказы о Великом Октябре
Шрифт:
Поднимали их с земли, вытаскивали из автомобиля, клали на спину и, сгибаясь, тащили за угол. И когда там поднимали труп, здесь радовались:
— Несут! Еще несут! Это вот та–ак, это вот по–нашему!
— Гляди, гляди — это юнкер.
— Ого, а это офицер.
— Ка–ко–ой длин–ный!
— Восьмого понесли!
— Я говорил: за одного нашего десять ихних.
Акимка приплясывал. Вот порасскажет теперь там, дома-то! Вот унесли последний труп, и возбуждение погасло. Автомобиль стоял как раз на перекрестке — разбитый.
Тр–рах!
Это на дальнем углу выстрелили. И сразу здесь на всех лицах мелькнуло упорство и напряженность. Все торопливо защелкали затворами, задвигались.
— Сейчас наступление, товарищи. Готовься.
«Наступление, — повторил про себя Акимка, — наступление!»
Под ложечкой у него задрожало. Он заметался туда–сюда, искал места, где бы встать, так как думал, что наступление — обязательно идти рядами.
— Наши обходят дворами. Как начнется стрельба, мы…
Солдат не договорил: на углу в Охотном ряду сразу закипела стрельба. Солдат метнулся, крикнул: «За мной!» — и, не оглядываясь, побежал тротуаром к Охотному. Акимка заревел: «Ура–а- а!..» — и за ним. И враз перегнал. Один — впереди всех, сломя голову бежал, а навстречу ему неслось горячее, может быть, воздух, может быть, пули, — и ветер визжал в ушах.
Остановился он только на углу Охотного, у красного дома, и видел, как вниз по Моховой бежали синие и серые шинели, и три раза успел выстрелить им вслед. Взволнованный и торжествующий, он взобрался на крыльцо охотнорядской часовни, чтобы оттуда лучше и подальше видеть. Охотный ряд, Театральная площадь и улицы — все было пусто. Из-за лавочек массой затолпились на углах. Они с любопытством, точно на диковинку, смотрели на солдат и рабочих, рассматривали расстрелянный и залитый кровью автомобиль, стоявший на перекрестке. Мальчишки отдирали щепки от бортов, собирали гильзы патронов. Потом толпа смешалась с вооруженными солдатами и рабочими. Три мальчугана, лет по десяти, остановились перед Акимкой и с завистью смотрели на него.
— Дай пострелять, — попросил один.
Акимку жестоко оскорбила такая просьба.
— Уйди! — грозно крикнул он на мальчугана и, прислонившись к каменному парапету часовни и держа винтовку наперевес, решительно и сердито закричал: — Частные которые, расходись! Стрелять буду! — И выстрелил вверх.
Толпа шарахнулась.
— Расходись! Расходись!
Солдаты и рабочие собрались у часовни и, мирно переговариваясь, стояли, курили, забыв об опасности. И опять, словно тараканы сквозь щели, к ним подошли, один по одному, мальчишки, и кругом зачернела толпа. Мальчуганы шныряли в толпе, собирали расстрелянные гильзы. Стало покойнее. Акимка с вызывающим видом обошел вокруг часовни, остановился опять на крыльце.
Стрельба шла около университета и у Кремля.
— Идут юнкера! — вдруг резко крикнул из-за часовни детский голос.
И в тот же момент кругом часовни и на улице грянули частые выстрелы. Толпа бросилась врассыпную. Мальчишки падали на землю, бежали, на четвереньках ползли к лавкам. Дрожа всем телом, Акимка попытался, приседая, пробежать к углу Тверской, но едва выбежал из-за часовни, как попал под выстрелы. Он увидел, что из ворот соседних домов поодиночке и группами бегут юнкера с винтовками наперевес и что на всех соседних крышах виднеются фигуры людей с винтовками. На бегу юнкера в упор стреляли в солдат и рабочих. У самого угла часовни, на грязных, покрытых осенней слякотью плитах тротуара, уже лежало несколько человек, судорожно корчившихся и кричавших, а рядом с ними валялись брошенные винтовки. Несколько солдат плотно прижались к стенам часовни и стреляли в юнкеров. Акимка скакнул к солдату, что стоял с краю, бессознательно прижался к его боку, словно хотел спрятаться за него.
— Бей их! — исступленно крикнул солдат. — Бей!
Он прицелился, выстрелил в юнкера. Юнкер упал. Этот бешеный крик, этот выстрел словно электрическим током пронизали Акимку.
— Бей их! — так же бешено заорал он.
Акимка чуть отодвинулся от солдата, вскинул винтовку, выстрелил прямо в цепь юнкеров. И снова двинул затвором, вогнал патрон, выстрелил. Все помчалось в каком-то диком вихре. Выстрелы гремели оглушающе. Кто-то кричал исступленно. Кто-то ругался. Юнкера падали… один, другой, третий… Их цепь сразу поредела. Юнкера не ждали нападения из-за часовни. На момент они приостановились. Часть их бросилась сюда, к часовне. Бегут! Бегут! Ближе, ближе… Бешеные лица, злые треугольные глаза… Выстрелы затрещали ливнем. Два солдата, как подброшенные, кинулись навстречу юнкерам со штыками наперевес. Вот добежали, сцепились и кучами упали на мостовую. Акимка выскочил на мостовую и, припав на колено, стрелял в юнкеров.
Вдруг позади него раздались выстрелы, топотом множества ног, и грянул крик:
— Ур–ра! Бей их!
Акимка оглянулся. Из-за угла гостиницы «Националь» плотной массой бежали солдаты и рабочие, стреляя на бегу. В момент они очутились рядом с Акимкой… вот у часовни… вот ударили в штыки. Цепь юнкеров разорвалась, рассыпалась. Часть их помчалась вниз по Моховой, часть назад, в ворота углового дома. Крыши домов сразу опустели, словно там пронесся сметающий ветер и умчал юнкеров.
— А–а-а–а! — сквозь гром выстрелов послышался торжествующий неумолчный крик, — Наша взя–ла!..
И, подняв высоко над головой винтовку, Акимка заорал во всю силу:
— Ур–ра! Наша взяла! На–ша взя–ла–а-а!
Владимир Курочкин
СЛУХОВОЕ ОКНО
Над домами послышался пронзительный свист. Он приближался и становился все громче. Через мгновенье свист достиг своего предела, к нему присоединилось еще пришептывание, затем странный звук удалился в направлении высокого и мрачного кирпичного здания. Там раздался глухой удар, вокруг задрожала земля, внизу посыпались стекла.
— Еще один, — шепнул Семка.
— Да, и все оттуда, — указал Тарасик на горизонт.
— Как к вечеру, так и начинают. Так и палят. Это наши?
— Наверно. Мамка говорила, что они установили пушку у Зоологического сада. Прямо в воротах.
— Ты, Караська, только не ври. Как это в воротах? Откуда мать знает?
— Я и не вру. Она к батьке ходила. Ты об этом никому не говори. Она носила ему ватную куртку и хлеба. Вот и видела все своими глазами.
Они помолчали. Потом Семка сказал:
— Значит, Карась, фабрика теперь не работает? Небось твой отец не один оттуда ушел.
— Все ушли. Еще до начала стрельбы работать бросили. По гудку. И не переодевались, а так и пошли в чем были. Ружья им где-то достали. Батька домой даже не зашел. Мать поэтому-то и ходила.
— Моего тоже пятые сутки нет…
Он в Красной гвардии сейчас. Я знаю. Так всех наших называют. Мне Андрейка рассказывал.
Вверху опять засвистело. Это был протяжный, стонущий звук. Он проникал в самую середину тела. Давил в низ живота, а голова при этом невольно вжималась в плечи: почти инстинктивно от страха. Семка и Тарасик высовывались в слуховое окно на чердаке четырехэтажного дома. Подоконник был расположен высоко от пола, и они, чтоб удобнее смотреть с крыши вниз, подложили под ноги полено. Ребята прятались за подоконник каждый раз, когда слышали этот свист.